Библиотека СКТ: Александр СКИРДА            ВОЛЬНАЯ РУСЬ

                            (ОТ ВЕЧЕ ДО СОВЕТОВ 1917 года)       Издательство "Громада"  ПАРИЖ 2003

От мира к совету

Прежде всего, следует высказать определенные предостережения по поводу употребления термина «утописты», часто используемого по отношению ко всем диссидентам, выдвигающим идею альтернативных обществ. Мы считаем, что в таком употреблении имеет место фальсификация: эти люди жили в непосредственной действительности, а не в каком-то химерическом будущем, их начинания были вполне реалистичны, и называть их таким образом равносильно преуменьшению их значения. Это достаточно классический прием историков «реальной политики», убежденных в обоснованности преобладающих систем, раболепными писаками которых они являются. Утопия состоит как раз в том, чтобы верить, что все это может продолжаться, как оно есть, тогда как все нам доказывает обратное. Эти люди привыкли смотреть на крестьян глазами помещиков, для которых они были только темными невежами, которые годились только на то, чтобы на них работать. Ж.-Б.Северак отмечает эту разницу в отношении, «которая бросается в глаза человеку с запада, путешествующему по России. Мы считаем, что нет никакого преувеличения, когда говорим, что ему часто кажется, что мужик для значительного числа представителей высших сословий принадлежит к более низкой расе, чем их собственная»61. Добавим к этому, что слово мужик всегда воспринималось в русском языке как оскорбление, с тем же значением, что «дурак», «кретин», или, в лучшем случае, как обозначающее человека невоспитанного или неграмотного, лишенного всяких положительных качеств, в некотором смысле неличность. Этот предрассудок, свойственный городской буржуазии и интеллигенции (мы уже ознакомились выше с мнением дворян по этому поводу), свидетельствует не только об их полном незнании крестьянского мира, но и в особенности об их недоверии, если не о презрительной враждебности. Эта предвзятость выродилась затем в патологическую ненависть у Ленина и его приближенных, которые видели в крестьянине только потенциального кулака, маленького земельного собственника, их злейшего врага. Ленин не мог отступить от суждения Маркса о сельской Франции, которая привела к власти Наполеона III и раздавила впоследствии парижских коммунаров. По этому поводу можно бы заметить, что сравнение еще не доказательство, а русские крестьяне отличались от французских мелких земельных собственников конца XIX века, как это признавал сам Маркс. Такое отношение легло, к сожалению, в основу самой большой трагедии XX века: «окончательного решения» вопроса крестьянства путем истребления миллионов его представителей при помощи оружия, депортации или организованного голода на протяжении гражданской войны и принудительной коллективизации 1929-1934 годов.

Подводя итог этому рассмотрению традиций демократии и равенства в истории России, нельзя не отметить прямую наследственную линию веча, мира и артели с созданием советов во время первой русской революции 1905 года и затем взрывом 1917-го. Это соответствует значениям слов, так как в древнерусском языке совет и вече были синонимами, и, тем не менее, насколько мы знаем, такая связь устанавливается здесь впервые. Она была полностью затемнена всеми историками как бывшего СССР и теперешней России, так и западными, которые являются авторитетами в этом вопросе. Возьмем в качестве примера отличное в остальных отношениях исследование Оскара Анвейлера Советы в России, 1905-192162, опубликованное в 1958 году: в нем нет ни слова о вече, ни о мире, ни об артели. Удивительно, что эти понятия отсутствуют и у анархиста Волина, автора книги Неизвестная революций, который был одним из создателей первого совета в 1905 году в Санкт-Петербурге. Можно, конечно, возразить, что первые советы были городскими и состояли из рабочих, но это означало бы забыть, что рабочими они стали недавно и сохраняли почти всегда связь с общиной, из которой они вышли, нравы и обычаи которой они хорошо знали. Черты сходства в их функционировании были значительными: постоянные, чтобы не сказать регулярные общие собрания, избрание делегатов, которых вначале называли «старостами», затем «депутатами», и которые находились под прямым контролем и отзывались в случае неудовлетворительной работы.

Так было в 1905 году в случае первых русских советов рабочих, солдат и крестьян, и затем в 1917. Советы не были детищем какого то неожиданного поколения, они не появились из небытия, они представляли собой городскую форму мира, наилучшим образом приспособленную к новой ситуации. Впрочем, в дальнейшем мы рассмотрим судьбу общины после захвата власти большевиками и до ее уничтожения Сталиным. Как это не удивительно для многих, она выжила в гражданскую войну и продолжала функционировать как прежде. Действительно, если крестьянство было устранено из русской революции, это случилось, на наш взгляд, потому, что его отождествляли с царским самодержавием, которое определялось как феодальный режим, и вследствие этого рассматривалось как "отсталое" и исключалось из «прогрессивной» истории, захваченной государственной властью, городской по определению. Как объяснить претензии написать историю страны, принимая во внимание только руководящую касту и исключая из нее народ? Пусть читатель сам судит об этом.

Как бы там ни было, нет сомнений в том, что общинные привычки и вековые чаяния сыграли главную роль в рождении революции 1917 года, как это смог предвидеть Сергей Степняк, которому мы предоставим заключительное слово по этому вопросу:

«Для русского крестьянина, который имеет свою сельскую общину с коллективной собственностью на землю, свой мир или свою громаду, общинное собрание, которое безраздельно управляет всеми делами коммуны, идеи научного коллективизма и федерализма являются лишь вполне естественным логическим выводом из интуитивных представлений, к которым он привык за столько столетий. Это факт, что ни в какой стране мира у крестьян нет такого благоприятного предрасположения к тому, чтобы принять федеральный социализм, как в России»64.

I СОДЕРЖАНИЕ I   I ДАЛЕЕ  2 часть I   I ССЫЛКИ 1 часть I