Библиотека
СКТ: Александр
СКИРДА
ВОЛЬНАЯ РУСЬ
(ОТ ВЕЧЕ ДО СОВЕТОВ 1917 года) Издательство "Громада" ПАРИЖ 2003
Сельская община: мир [29]
В 1847 году в небе европейских социалистов и утопистов прогремел гром: такой эффект произвела публикация работы вестфальского барона Августа фон Гакстгаузена «Этюды о России»30. Они узнали, что общество их мечты, которое они собирались построить в миниатюре далеко в Америке, в виде колоний или фаланстеров, существовало уже вблизи от них, в стране, считавшейся самой деспотической на континенте: сельская община, или по-русски мир. Действительно, в этой империи, опиравшейся на закрепощение народа, сохранилась в крестьянской среде независимая социальная и экономическая структура, община, основанная на коллективной собственности на землю и разделе продуктов совместного труда. Она существовала на основе коллективного самоуправления членов мира, само название имеет в русском языке очень символическое тройное значение: «община», «мир» и «вселенная».
Хорошо известная также у всех славянских народов, русская сельская община сохранилась, несмотря на все превратности прошедших веков и была достаточно известна некоторым русским, поддерживавшим связи с крестьянской действительностью. Радищев, затем декабрист Пестель говорили о ней как о зародыше нового свободного общества. Славянофил Хомяков представлял ее как козырь страны, противопоставляя ее западной коррупции. Гакстгаузен, пользуясь поддержкой и пониманием официальных властей, которым недоставало точной информации о своих подданных, провел систематическое исследование по всей стране. Пытливый ум исследователя привлек факт сохранения сельских общин также в Пруссии и он пытался проверить, не находились ли они под влиянием своих славянских соседей. Это опередившее свое время социологическое и этнографическое исследование было опубликовано в 1847 году, в трех объемистых томах, одновременно на немецком и французском языках.
Автора поразил дух совершенного равенства и справедливости, определявший постоянный раздел земли между всеми членами общины: «Принцип, на котором зиждется раздел земель между крестьянами, состоит в том, что все мужское население представляет собой коллективное единство, соответственно все земли, как пашня, луга и пастбища, так и леса, кустарники, озера и пруды образуют одно земельное целое, принадлежащее не отдельным членам, из которых состоит община, а коллективному единству, представленному всеми крестьянами вместе. Каждый мужчина имеет право требовать для себя такой же надел земли, как и у любого другого члена. Леса, пастбища, право на охоту и рыбную ловлю не подлежат разделу, остаются целостными и отдаются в пользование всем»31. Исследователь особо восхищен работой землемеров, точностью измерений и разнозначностью устанавливаемых участков, которые разделялись по жребию. Попутно он произносит пламенную обвинительную речь против крепостничества, считая при этом, что существование в России общины ограждает страну от создания нищенского пролетариата, как это произошло на западе, и, следовательно, от всякого риска революции. Он считает, что община символизирует патриархальную систему, воплощением которой является сам царь! Согласно комментарию одного из библиографов, несмотря на все, «впервые представитель запада сделал попытку показать самобытность русской цивилизации, систематически изучая некоторые ее аспекты»32. Еще более хвалебна следующая оценка: «Гакстгаузен был первым, кто детально описал функционирование сельскохозяйственной общины, которую даже сами русские до него знали неопределенно и эмпирически. Он раскрыл внутренний механизм этого сложного и оригинального общественного образования. Он стал Колумбом этой клеточки аграрного устройства России, о которой все говорили, не имея о ней четкого представления»33.
Александр Герцен, изгнанник и первый русский революционер, немедленно откликнулся на труд Гакстгаузена в своем очерке о Развитии революционных идей в России, назвав его "очень интересным, но неистово реакционным»34. Он стал страстным защитником революционного потенциала общины, которая «спасла русский народ от монгольского варварства и от императорской цивилизации, от выкрашенных по-европейски помещиков и от немецкой бюрократии. Общинная организация, хоть и сильно потрясенная, устояла против вмешательства власти; она благополучно дожила до развития социализма в Европе»35.
Он восхвалял обычное право, действовавшее в общине, за то, что оно противостояло римскому праву, что было равносильно противостоянию коммунистической собственности и индивидуального присвоения. Этот «мужицкий коммунизм» был настоящим «счастьем для России».
Вслед за ним все русские революционеры защищали мир как основу социального обновления: Чернышевский, Бакунин, Лавров и Михайловский, если называть только самых влиятельных. Даже Карл Маркс - о, какая неожиданность, если учесть его русофобию и ненависть к крестьянству, - выступил сторонником общины в предисловии к русскому переводу Коммунистического манифеста в 1882 году и в своем знаменитом письме Вере Засулич: «Если русская революция послужит сигналом пролетарской революции на Западе, так что обе они дополнят друг друга, то современная русская общинная собственность на землю может явиться исходным пунктом коммунистического развития. [...] эта община является точкой опоры социального возрождения России, однако для того, чтобы она могла функционировать как таковая, нужно было бы, прежде всего, устранить тлетворные влияния, которым она подвергается со всех сторон, а затем обеспечить ей нормальные условия свободного развития»36.
Со стороны Маркса это была удивительная эволюция, если вспомнить его недавнюю русофобию, но случилось так, что первый перевод Капитала вышел в России в 1872 году, имел там множество читателей и получил высокую оценку. Это заставило Маркса посвятить себя тщательному изучению ситуации, он даже выучил русский язык, и вложить в это всю свою энергию37. После его кончины его alter ego Энгельс, несколько злоупотребляющий наследник, вернулся к более ортодоксальной концепции исторического материализма и заявил, что Россия должна неминуемо пройти через стадию капитализма, и, следовательно, коллективная собственность должна уступить место индивидуальной собственности. Это стало лейтмотивом его эпигонов, самый известный из которых Владимир Ленин прославился, посвятив большое исследование развитию капитализма в России, принесшего научный прогресс, который должен был привести к созданию промышленного пролетариата, «мессии» марксистской вульгаты.
Мир, образовавшийся с незапамятных времен, был экономическим и социальным соответствием веча, древнего политического учреждения, рассмотренного выше. Он широко изучался множеством историков и экономистов второй половины XIX и начала XX века, на которых мы будем ссылаться, чтобы внимательно исследовать его характеристики и функционирование.
Мир соответствовал чаще всего одной деревне, но мог включать до тридцати деревень, составлял одну волость и объединял многие тысячи жителей. Он являлся единственным собственником земли, и все его члены были только ее пользователями. Каждый из них, однако, имел собственное жилье (избу) и окружающий участок (усадьбу). Мир нес коллективную ответственность по налогам и внешним обязательствам. В нем были свои выборные управители: староста (мэр), сотский (сельский полицейский), пятидесятский и десятские, на которых опиралось его функционирование. Собрания мира (сходы) регулярно происходили в трапезной приходской церкви или в специально обустроенном для этой цели доме, где оставался сторож. По истечении определенного времени земля, разделенная на равные по количеству и качеству участки, распределялась между всеми теми, кто имел необходимую рабочую силу, в соответствии с количеством едоков в семье. Леса и пастбища оставались неразделенными. Луга косили совместно, а сено делили на всех; иногда их делили каждый год и раздавали заново, так что каждый участник владел ими поочередно. Распределение всегда осуществлялось по жребию. Мир был обязан обеспечить определенную долю земли каждому индивиду, способному ее обрабатывать, нетрудоспособных брала на содержание община. Произведенные продукты были общим достоянием. Чтобы никто не пострадал от несправедливости при разделе, землю делили на три типа участков, иногда больше, принимая во внимание качество грунта, его освещенность солнцем, наличие склона, близость к домам, дорогам, ручьям. Отсутствие ограждений подчеркивало дух равенства и солидарности членов общины. Когда какой-то участок земли подвергался значительной мелиорации, его могли исключить из раздела, и он оставался у хозяина на более продолжительное время. Анатоль Леруа-Болье, автор фундаментального исследования Царская империя и русские, посвящает многие страницы миру и отмечает его положительные стороны:
«Мужик, долгое время закрепощенный, сохранил это традиционное самоуправление, эту сельскую и деревенскую автономию, по всей видимости, благодаря коллективной собственности. Все права, все нравы и обычаи общины вытекают из этого источника.
Одним из естественных следствий этой общности земель было равенство всех членов общины и, следовательно, равное участие всех во всех делах мира. Отсюда появился в деревнях Великороссии демократический строй в своей самой простой и самой чистой форме, без посредничества и представительства, строй прямой демократии, где каждый принимает личное участие во всех обсуждениях, во всех решениях, [...] никакой наследственной власти, никакой индивидуальной или олигархической власти в миру не существовало»38.
Леруа-Болье считает, что эта система, где управители прямо избираются крестьянами, слушают их наказы и подчиняются их воле, находясь под их непосредственным и постоянным контролем, может существовать только на ограниченном пространстве. Он не осмеливается распространить ее на политический строй целой страны, так как и в этом случае дающие полномочия должны бы также иметь контроль над уполномоченными: тогда это было бы социальной революцией, сторонником которой он не мог себя объявить, занимая высокое положение во французском обществе. Отметим, однако, его оценку мира, как «монады» русского народа, единственного его органического учреждения.
И под монгольским игом, когда князья превратились в татарских откупщиков, и при московском крепостничестве мир не изменился. Угнетатели были довольны тем, что им не приходилось управлять его делами, но зато они обложили его огромными налогами (оброками) и принудительными работами (барщиной).
Мир выработал у крестьян две привычки, без которых любая свобода бесплодна: привычку самим решать свои дела и привычку объединяться с себе подобными. Во время его собраний решения принимались по старинному славянскому обычаю все решать единогласно или очень сильным большинством, как и на вече. Сергей Степняк, которого мы уже цитировали, функционирование мира описывает глазами очевидца:
«Мир в центральной России или громада в южной России (Украине) составляет в представлении крестьянина высшую власть, которая призвана беречь общественное добро всей общины и имеет право требовать беспрекословного повиновения от каждого своего члена. Он может собраться по требованию даже самого смиренного из своих членов в любое время и в любом месте в территориальных пределах своей деревни. Власти общины должны отвечать почтительно на требование о собрании, и если они не выполняют свой долг, собрание может сместить их без предупреждения всех вместе или поодиночке или же оставить на своих должностях на неопределенное время.
Собрания деревенской общины происходят, как происходили вначале собрания земельного совета в швейцарских кантонах, на открытом воздухе, «под открытым небом», перед домом старосты, перед трактиром или в другом подходящем месте. Первое, что поражает того, кто присутствует впервые на одном из таких собраний, это кажущаяся крайняя неразбериха, которая царит на них. Никакого председательствующего, никакого порядка в обсуждениях. Спор характеризуется внешней сутолокой. Созвавший сход излагает мотивы собрания. Сразу же после этого каждый бросается в борьбу, все высказывают одновременно свое мнение, иногда это становится похожим на кулачный бой. Чтобы получить слово, надо уметь его взять и удержать. Если выступающий нравится, присутствующие сами устанавливают тишину и пресекают мешающих. Если то, что он говорит, не имеет значения, на него не обращают внимания, и любой может заставить его замолчать. Если речь заходит о наболевшем вопросе, который волнует всех присутствующих, все говорят одновременно, и никто не слушает. Очень часто разделяются на мелкие группки, которые продолжают обсуждение, каждая со своей стороны и для себя. Все вопят, с разных сторон раздаются крики, оскорбления, язвительные замечания, вызовы. Стоит неописуемая сутолока, которая, кажется, не может привести ни к какому положительному результату.
Однако эта внешняя неразбериха не имеет никакого значения. Это необходимость, нужная для того, чтобы достичь цели. На наших сельских собраниях нет никакого тайного голосования, никакое решение не принимается большинством голосов. Все вопросы решаются только на основе единогласия. Вследствие этого общее или частное обсуждение продолжается до тех пор, пока не будет выдвинуто предложение, которое удовлетворит по мере возможности интересы всех и к которому присоединят свои голоса все члены мира. Очевидно, что для того, чтобы найти выход, каждый вопрос глубоко обсуждается и рассматривается со всех сторон, и ясно, что для того, чтобы одержать победу над отдельной оппозицией, ораторы, которые защищают противоречивые мнения, должны стать лицом к лицу и могут решить свои споры только в личном поединке.
Представленный выше способ обсуждения является характерной чертой русского мира. Сход не заставляет меньшинство принять решения, с которыми оно не согласно. Каждый вынужден идти на уступки ради общего блага, мира и процветания общины. Большинство не извлекает никакой выгоды из своего количественного преимущества. Мир не господин, это любящий отец, который одинаково заботится обо всех своих детях. Это основное качество автономии наших деревень объясняет большое чувство человечности, являющееся отличительной чертой наших сельских нравов, взаимопомощь на полевых работах, помощь бедным, сиротам, страждущим. Вот те черты, которые вызывали пылкое восхищение любого, кто имел возможность наблюдать нашу деревенскую жизнь. Той же причиной объясняется и безграничное доверие русского крестьянина к миру. «Чего хочет мир, того хочет бог», говорит народная мудрость»39.
Степняк поражен также полной свободой слова и дискуссии, царившей на общинных сходах, как по отношению друг к друг, так и по отношению к внешним административным властям и к «священной особе» императора. В их глазах она не представляет собой бунта или неподчинения, это попросту их естественный способ бытия.
Это описание было бы идиллическим, если забыть об абсолютной зависимости мужиков (буквально «маленьких мужей») на протяжении более чем двух с половиной столетий от помещиков, бар и знати, навязанных Москвой, которые владели землями и «душами»40. Их судьба была самой бедственной. Хуже всего приходилось тем, кто оказался оторванным от земли, следовательно, исключенным из мира и предоставленным полнейшему произволу. Иногда их продавали на торгах как скот или по мелким объявлениям (очевидно, что американские негры, которыми также торговали, не были в исключительном положении). Разумеется, их держали в полном невежестве - у них не было права на образование. Это объясняет их недоверие к грамотности, оставшейся тайной для них и ставшей уделом господ, чиновных взяточников и сутяг. Они все решали, таким образом, между собой, живым голосом, «по-братски».
Срок пребывания на должности составлял три года, за исключением сборщика податей, самой неблагодарной должности, на которую избирали на один год, так как тот, кто имел несчастье быть избранным на нее, прибегал ко всяким способам и поводам, чтобы от нее освободиться: он опасался поссориться с другими членами общины. Ни одна из этих должностей не была бесплатной, хотя большинство из них требовали всего нескольких часов работы, и обязанности можно было выполнять в свободное время. Должностные лица освобождались от налогов и обязательных работ, требуемых местной властью. Несмотря на эти преимущества, крестьяне всегда пытались от них уклониться, и часто только сельский сход заставлял их согласиться. Избранные очень добросовестно исполняли свои обязанности. Староста был только исполнителем решений сельского схода. Он носил в качестве знаков своей власти бронзовую цепь и медаль. Он управлял школами, кассами, приютами, магазинами, готовил жребии и определял, что сеять. Он присматривал за сборщиком податей, занимался призывом в армию и состоянием полевых дорог, под контролем волостного старшины. Один выполнял экономическую функцию, другой - административную. Следует подчеркнуть, что, как в Англии, обычное право общины обходилось без помощи и руководства со стороны писаного права. Это было «живое установление, естественная жизненная сила которого» позволяла ему без этого обойтись41. После упразднения крепостного права в 1861 году, принеся в жертву автономию мировой общины, царская власть ввела в нее чиновников извне: писаря, исправника, старших по чину урядника и начальника, зачастую лиц достаточно тупых, способных причинить только неприятности и вызвать конфликты между крестьянами.
Эти «республиканские села» составляли свой замкнутый мир, удаленный от городов, мест обманной жизни, кишевших чиновниками, торговцами и всеми паразитами государственной власти. Это явление воплотилось в создании царизмом до конца XIX века 540 новых городов, которые присоединились к 300 уже существовавшим до московской централизации. Тем не менее, многочисленные сельские ярмарки круглый год объединяли деревенский мир.
Степняк отлично характеризует это противостояние: «Крестьяне живут, закрывшись в своих лилипутских республиках, в своих общинных деревнях, как улитки в своих ракушках. Для них официальная Россия, то есть мир чиновников, военщины, полицейских, представляет собой только банду чужеземных завоевателей, которые обрушились на страну и время от времени посылают своих сборщиков в села, чтобы выбить дань в деньгах и кровью в виде податей, которые нужно платить в царскую казну, и рекрутов, которых следует отдать в царскую армию»42.
Действительно, начиная с московских царей, два общества существовали, наложенные друг на друга: общество настоящей страны, крестьяне, живая сила, производящая блага, и общество государственной власти и всего сборища ее хищников, бесстыдно эксплуатирующих чужой труд. Старая мудрость мужиков «Живи, живи, ребята, пока Москва не проведала» как нельзя лучше обобщает это положение.
До отмены крепостного права помещик отдавал крестьянам почти половину пашни и оставлял себе вторую, которая обрабатывалась крестьянскими руками благодаря барщине: крепостной должен был у него отработать три дня в неделю, прежде чем заниматься своим собственным наделом. Обработка земли велась вначале по трехпольной системе, то есть, например, треть яровых или озимых зерновых, ржи или пшеницы, треть овса, льна, гречихи или картофеля и треть оставалась под паром. Такая система видоизменялась в зависимости от области и просуществовала до введения в конце XIX века четырехпольной системы и использования удобрений. Каждое поле подразделялось на коны, чтобы каждый мог распределить культуры по своим потребностям. Поле насчитывало обычно от семи до десяти конов, иногда больше, они в свою очередь подразделялись на участки.
Когда юноша достигал двадцати лет, он автоматически получал право на надел. Подати и обязанности распределялись в зависимости от количества душ, для крестьян, выходцев из имений, принадлежавших короне (царю) и уделов (принадлежавших царской семье), или в зависимости от тягла (очага) и количества находившихся на содержании. Распределение велось самым справедливым способом. Некоторые общины использовали совместную обработку земли, они именовались общинами-артелями. Распределение по жребию происходило каждые девять — десять лет, но не более двенадцати лет, по мере потребности или в зависимости от последней переписи. Принятый в 1894 году закон попытался установить одинаковый срок в двенадцать лет, но он применялся не повсюду. В глазах крестьянина любая попытка освободиться от уз общины, отдав свой надел или не выполняя свою функцию, считалась дезертирством, кражей, преступлением, которое нельзя простить.
Чтобы увеличить свои скромные доходы, многие крестьяне объединялись в подвижные общины, артели, включавшие иногда сотни людей из разных деревень, занимавшихся разными ремеслами: каменщиков, плотников, столяров, рыбаков и т. п. Они объединялись на определенный период, например, на год, для осуществления определенной работы или задачи. Члены объединения избирали своих руководителей, сообща делали закупки и делили заработки. При этом они не теряли связь с родной общиной. Эта форма объединения существовала задолго до того, когда на западе родилась идея кооперативов, но, несомненно, можно найти под разными широтами вплоть до наших дней другие подобные примеры в разных странах. До 1917 года наблюдается тенденция к вырождению артели, на смену объединению приходит капиталист, который заключал договор с рабочими и платил им постоянный заработок. То же произошло с кустарями, объединениями ремесленников, занимавшихся домашним и деревенским производством и часто специализировавшихся в зависимости от области.
I СОДЕРЖАНИЕ I I ДАЛЕЕ I