Библиотека СКТ: Александр СКИРДА            ВОЛЬНАЯ РУСЬ

                            (ОТ ВЕЧЕ ДО СОВЕТОВ 1917 года)       Издательство "Громада"  ПАРИЖ 2003

Революционный контртеррор: покушение Ковалевича

Репрессии, проводимые большевиками против своих политических противников, вызывали только протесты в устной и письменной форме. Некоторые революционеры вспомнили тогда свои старые привычки, которые так часто использовали в борьбе против царского самодержавия и которые вновь стали, на их взгляд, необходимыми в борьбе против большевистского абсолютизма. Эсеры первыми ответили индивидуальными покушениями. Так, 25 июня 1918 года Моисей Володарский, большевистский руководитель из Петербурга, отличившийся своей жестокостью по отношению к политическим противникам, был убит на углу одной из улиц в своем городе. По той же причине 30 августа 1918 председатель ЧеКа Петрограда Моисей Урицкий пал под пулями Леонида Каннегиссера. В тот же день Фаня Каплан, старая эсеровская террористка, которая до революции провела одиннадцать лет в ссылке, выстрелила в Ленина и тяжело ранила его. После ареста Фаня Каплан заявила, что она давно задумала покушение на Ленина, так как он предал революцию.

В 1920 году в Москве Всероссийская ЧеКа опубликовала первый том Красной книги ВЧК. Этот труд, изданный под руководством Макинцяна, был вскоре изъят из обращения по очевидным причинам. Действительно, в этом томе были приведены описания, подкрепленные многочисленными, ранее неизвестные документами, трех главных антибольшевистских движений: вооруженного восстания в Ярославле в июле 1918 г., организованного Союзом в Защиту Отечества и Свободы Бориса Савинкова; восстания левых эсеров в Москве 5-6 июля 1918 г.; так называемого нападения Ковалевича на главную квартиру Коммунистической партии в Москве 25 сентября 1919 г.

Рассмотрим более подробно это последнее выступление.

Вот факты. Газета Известия сообщала 26 сентября 1919 года, что в помещение Московского комитета коммунистической партии, где собрались ответственные партийные работники, была брошена бомба.

Вначале нападение было приписано неизвестному контрреволюционеру, затем на следующий день - белогвардейским террористам.

Заседание большевистских руководителей проходило в здании бывшего особняка графини Уваровой и штаб-квартиры Центрального комитета левых эсеров. Из 150 присутствовавших на собрании 12 было убито и 58 ранено. Среди убитых самыми важными персонами были Загорский, секретарь Московского комитета партии, который председательствовал на собрании, и Кропотов, член московского совета. Среди раненных находились партийные вожаки -Бухарин, Стеклов, Ольминский, Покровский, Ярославский, А.Ф. Мясников (Армянин), Слуцкий, Я.Е. Шляпников.

Вскоре ответственность за организацию нападения взял на себя Всероссийский повстанческий комитет, заявление которого мы приводим:20

«Граждане и братья!

Вечером 25 сентября на собрании большевиков в Московском комитете обсуждался вопрос о мерах борьбы с бунтующим народом. Властители большевиков все в один голос высказались на заседании о принятии самых крайних мер для борьбы с восстающими рабочими, крестьянами, красноармейцами, анархистами и левыми эсерами, вплоть до введения в Москве чрезвычайного положения с массовыми расстрелами».

Далее в заявлении излагаются цели комитета:

«Наша задача - стереть с лица земли строй комиссародержавия и чрезвычайной охраны и установить Всероссийскую вольную федерацию союзов трудящихся и угнетенных масс. Нечего ждать прихода белой деникинской реакции и ухода красной - комиссарской. Мы сами должны установить свободный строй в стране теперь же, немедленно, не дожидаясь окончательной гибели завоеваний Октябрьской революции. Близится третья социальная революция».

«17 июня с. г. Чрезвычайный военно-революционный трибунал расстрелял в Харькове семь повстанцев: Михалева-Павленкова, Бурбыгу, Олейника, Коробко, Костина, Полунина, Добролюбова и затем Озерова (речь идет о расстреле нескольких крестьян и членов штаба Махно). 25 сентября с. г. революционные повстанцы отомстили за их смерть Московскому комитету большевиков. Смерть за смерть! Первый акт совершен, за ним последуют сотни других актов, если палачи революции своевременно сами не разбегутся».

Действительно, как оказалось впоследствии, этот комитет был создан московской группой «Подпольные анархисты», объединявшей около тридцати человек и отличавшейся от других анархистов своим отношением к большевистской власти. Они считали себя «последовательными анархистами»21 и отказывались входить в соглашение с государством, каким бы советским и революционным оно ни казалось. Они развернули достаточно интенсивную пропаганду на протяжении выпавших им четырех месяцев свободного существования, выпустив среди прочего, кроме заявления, следующие листовки «Ждать нельзя», «Правда о Махновщине», «Где выход?» и два номера газеты Анархия.

Основное содержание занимаемых ими позиций достаточно хорошо отражено в последней листовке, адресованной большевикам:

«Вы у власти в России, но что же изменилось? Фабрики и земля не в руках трудящихся, а в руках предпринимателя - государства. Наемный труд, основное зло буржуазного строя, существует, поэтому неизбежны голод и холод и недостаток рабочих рук при одновременной безработице. Ради "необходимости потерпеть" для лучшего будущего, ради "защиты уже достигнутого" сохранена армия, бюрократический аппарат, отменено право стачек, слова, собраний, печати. Вы создаете красный шовинизм милитаризма, но что же защищать рабочему? Вы скажете: зато буржуазия отстранена, а рабочий класс у власти, но я скажу то же, что вы про меньшевиков: у власти лишь отдельные рабочие. Они теперь лишь бывшие рабочие, оторванные от своего класса. Угнетенные, по существу, не могут быть у власти: если же власть называет себя "пролетарской", то это даже худший обман. Вы будете возражать, что вы тоже хотите анархию, но нужно сначала сломить врага, а потом власть сама по себе упразднится. Но это тот же меньшевизм. Я верю, что у вас лично, субъективно, могут быть хорошие намерения, но объективно, по существу, вы представители класса чиновничьей бюрократии, непроизводительной группы интеллигенции. Даже вам анархический строй даст большее благосостояние, чем теперь, но за своей наглой классовой чиновничье — государственной идеологией люди, стоящие у власти, никогда от нее не откажутся. Поэтому как нельзя ждать примирения буржуазии с социальной революцией, а нужно применить силу, так нельзя ждать примирения властителей с анархией, а нужно сейчас же силой разрушить власть.

А ссылка на фронт - любимый прием постепеновцев. Так Керенский, сохранив в России капитализм, звал рабочих вместе с Корниловым идти на фронт защищать «свободы»: так и вы, создав "бескомитетную", с царским офицерством милитаристическую Красную Армию, зовете не бунтовать против нового гнета, а идти на фронт защищать "уже достигнутое".

Мы смотрим не на красную вывеску, а на факт; и мы видим, что ваша политика, как и в свое время союз Керенского с Корниловым, ведет к неизбежной реакции внутри. Ничего еще не достигнуто и нам нечего защищать.

Мы зовем к немедленному восстанию за хлеб и за волю, а потом будем защищать свободу оружием свободы, а не рабства.

Только такой, мне кажется, и может быть позиция анархиста по отношению к "революционной власти". Ведь в этом-то и состоит отличие анархизма от социализма, что он считает, что ничего не изменилось, пока существует власть. Большевики прекрасно понимают это. Так, в брошюре "Анархизм и коммунизм" Е. Преображенский пишет, что лишь те анархисты, которые столь же непримиримо относятся к Советской власти, как и ко всякой другой, сохранили верность своему учению, хотя, конечно, Преображенский считает это учение "книжным" и "контрреволюционным"»22.

Эти позиции резко отличались от позиций, занимаемых многими «законными» анархистами или открыто ставшими на сторону нового режима и сотрудничавшими с ним.

Их будет проще понять, если принять во внимание тот факт, что Казимир Ковалевич, рабочий железнодорожник из Московской области, в 1919 году несколько месяцев провел на Украине, где принимал участие в махновском движении и стал свидетелем большевистских репрессий. Он вернулся с Украины в сопровождении двух десятков анархистов, двенадцать из которых были латыши, также участвовавшими в махновском движении. Они организовали в Москве крепкую подпольную сеть, созданную по образцу тех, которые существовали во времена царизма, с агитационным отделом, издававшим листовки и газету Анархия, боевой группой, типографией, мастерской по изготовлению бомб.

Боевая группа занималась также «экспроприациями» чтобы получить средства, необходимые для деятельности. Они экспроприировали таким образом три московских «народных» банка: на Димитровке, на Таганской площади и на Серпуховской площади. Часть группы отправилась также в Тулу, довольно значительный город, расположенный почти в двухстах километрах от Москвы, где они экспроприировали банк. Эта последняя операция была проведена совместно с организацией местных максималистов.

Действительно, по образцу махновского движения они достигли единства действия с некоторыми максималистами и левыми эсерами. Самые радикальные элементы вновь оказывались рядом друг с другом в новой революционной битве.

Группа из двенадцати латышей уехала на родину с частью собранных таким образом средств, чтобы там организовать «подпольные анархистские» группы. Остальные участники приняли решение организовать что-то серьезное по случаю годовщины Октября. Дата их выступления была передвинута вперед ввиду сложности обстановки и удачности предложения левого эсера Черепанова взорвать московскую штаб-квартиру коммунистической партии, тем более, что все руководители, включая Ленина, должны были участвовать в областном заседании 25 сентября.

Два месяца спустя, в конце ноября, по доносу, чекистами были захвачены врасплох два основных члена «анархистского подполья» Ковалевич и Соболев; они отстреливались из револьверов и бросали бомбы, затем взорвали себя. Шесть других членов организации, окруженные в одном из домов, также взорвали себя. Восемь членов организации были задержаны ЧеКа. Протоколы допросов и их признания воспроизведены в Красной книге ВЧК. Нам удалось воссоздать историю их движения именно на основе этих документов.

Причины, по которым Красная книга ВЧК была изъята из обращения, кажутся теперь более ясными. Простодушный редактор этого труда Макинцян не осознавал, что пространные цитаты из листовок, воспроизведение протоколов допросов, короче говоря, всех документов, показывало со всей очевидностью, как и почему могли создаваться революционные организации для борьбы против нового самодержавного режима и указывали, так сказать, предмет для подражания. Надо было любой ценой избежать этой заразы.

С другой стороны, методы ЧеКа представлялись такими же полицейскими, как и методы Охранки. Воскрешение старых методов революционной борьбы и двусмысленность, которую они порождали в отношении большевистской власти, могли затуманить разум читателя.

Последовало наказание, и Красная книга ВЧК была быстро изъята из продажи, а следующий ее том так и не появился. Что касается Макинцяна, его имя совершенно забыто.

Чтобы закончить с этим описанием одного из аспектов революционного контртеррора, мы приводим последний протокол, напечатанный в Красной книге. Речь идет о заявлении Донато Андреевича Черепанова, левого эсера, вдохновителя покушения.

Черепанов был задержан 17 февраля 1920 года и допрошен в тот же день, в присутствии Дзержинского, председателем ЧеКа Лацисом, заместителем председателя и идеологом ЧеКа Ксенофонтовым, Романовским и другими высокопоставленными чекистами.

"1. Я совместно с Казимиром Ковалевичем сорганизовал Всероссийский штаб революционных партизан, который главнейшей целью своей наметил ряд террористических актов. Эта организация и провела взрыв в Леонтьевском переулке. Подготовка этого взрыва, выработка плана и руководство до самого последнего момента были возложены на меня. В самом же метании бомбы я, по постановлению штаба, участия не принимал. Не будь этого постановления, я бы охотно принял на себя метание бомбы. До того, как остановиться на террористическом акте, этот вопрос дебатировался долго у нас в штабе. Высказывалось несколько мнений по этому поводу. Предлагалось бросить бомбу в Чрезвычайную комиссию, но это предложение было отклонено по следующим соображениям: чрезвычайка и сам гражданин Феликс Эдмундович Дзержинский являются только орудием, слугами партии и, следовательно, во всей политике ответственными являются не чрезвычайки, а партия.

Собрание 25 сентября главных ответственных партийных работников в Московском комитете как нельзя лучше могло быть рассматриваемо главнейшим виновником, тем более что на этом собрании предполагалось присутствие гражданина Ленина.

Конечно, только нужно сожалеть о том, что жертвами взрыва были не видные партийные работники и никто из более крупных не пострадал. Этот акт, по нашему мнению, должен был революционизировать массы и указать путь, по которому должны идти настоящие революционеры: путь террора и ударов по голове насильников.

На замечание, что при взрыве пострадало много незначительных работников, я укажу, что ваша чрезвычайка в этом отношении не лучше.

2. Я полагаю, что всю власть необходимо передать профессиональным союзам, которые путем товарищеской дисциплины сумеют поднять производительность труда до необходимой в настоящий момент степени. В момент гражданской войны и такой колоссальной разрухи я признаю некоторую видимость принуждения труда. Профессиональные союзы сами мобилизуют достаточное количество людей, необходимых для обороны страны и защиты революции. В профессиональных союзах есть достаточно силы - путем исключения из числа членов - заставить повиноваться; вместе с тем будут избегнуты ошибки сплошной мобилизации: будет учтено и семейное положение, и пригодность мобилизуемого.     

Те или другие объединения профессиональных союзов явятся органами власти, а Всероссийский союз профессиональных союзов — верховным органом власти.

Совершенно неважно, если некоторые профессиональные союзы в настоящий момент имеют почти черносотенную окраску, классовое самосознание и руководство высших органов всегда смогут, скорее, чем большевистское насилие, революционизировать и эти массы.

3. Как во время июльского восстания левых эсеров, так и теперь, я утверждаю, что партия левых эсеров в тот момент вовсе не хотела захвата власти, так как и тогда, и теперь мы против какой бы то ни было партийной диктатуры.

Единственная цель июльского восстания - сорвать контрреволюционный Брестский мир и выхватить из рук беков* (так называли большевиков в эпоху подпольной работы - А. С.) партийную диктатуру, заменив ее подлинной Советской властью. Лично я, по крайней мере, о захвате власти никогда не думал.

Хотя ЦК партии левых эсеров и исключил меня и всю московскую организацию из партии, но я считаю, что он неправомочен был это сделать, так как на последнем совете партии ярко выразилось настроение провинции и масс не в пользу ЦК, а в нашу пользу. Если бы этот совет не был сорван преждевременными арестами чрезвычайки чуть ли не при содействии самих цекистов, то с полной уверенностью можно было бы сказать, что этот ЦК не остался руководящим органом, поэтому мы считаем себя настоящими левыми эсерами, сколько бы ни было на сей предмет постановлений. Что касается Штейнберга, Шрейдера (группа левых эсеров, сторонников сотрудничества с большевиками - А. С.) и иже с ними - я на них смотрю, как на предателей и подлецов. История вынесет над ними свой правый приговор.

Об одном я сожалею: при аресте меня схватили сзади, и я не успел пристрелить ваших агентов.

То, что сейчас творится, сплошная робеспьериада!»23.

Понятно, затем, что Черепанов был осужден к «сухой гильотине» по ленинскому рецепту, то есть казнен выстрелом в затылок.

I СОДЕРЖАНИЕ I     I ССЫЛКИ 3 часть I I ДАЛЕЕ 4 частьI