Радость революции

Библиотека СКТ : Кен Нэбб Радость революции 4 глава: Перерождение

Радость революции

4 глава: Перерождение

Утописты не могут представить себе постреволюционного разнообразия
Децентрализация и координация
Меры против злоупотреблений
Консенсус, власть большинства и неизбежные иерархии
Искоренение причин войны и преступности
Упразднение денег
Абсурдность современного труда

Преобразование работы в игру
Возражения технофобам
Вопросы экологии
Расцвет свободных коммун
Более интересные вопросы

“Можно конечно сказать, что описанная здесь схема является довольно непрактичной, и не соответствует человеческой натуре. Совершенно верно. Она непрактична и не соответствует человеческой натуре. Именно поэтому она предлагается в качестве достойной осуществления. Что такое практичная схема? Практичными являются либо уже существующие схемы, либо схемы выполнимые при существующих условиях. Но именно против существующих условий мы возражаем; и любая схема способная принять существующие условия ошибочна и глупа. Условия нужно преодолеть и тогда человеческая натура изменится. О человеческой натуре мы знаем только то, что она изменяется. Мы можем говорить об изменчивости, как о её постоянном качестве. Неудачными являются те системы, которые опираются на постоянство человеческой натуры, а не на её рост и развитие”.

– Оскар Уайльд, “Человеческая душа при социализме”

Утописты не могут представить себе постреволюционного разнообразия

Маркс считал амбициозными попытки предсказать какой будет жизнь в освобождённом обществе. “Люди сами будут решать, что они хотят сделать и когда, и какие средства использовать. Я не способен предложить какого-либо совета по этому поводу. Наверное, они будут по крайней мере не глупее нас?” (письмо Каутскому, 1 февраля 1881 г.). Его скромность в этом отношении хорошо характеризует его перед теми, кто обвиняет его в высокомерии и авторитаризме, не стесняясь в свою очередь распространять свои фантазии в проектах о том, каким должно или не должно быть будущее общество.

Однако, правдой является и то, что если бы Маркс немного более подробно осветил своё видение будущего, сталинистским бюрократам было бы гораздо труднее выдавать за приложение его идей свои собственные. Точное описание будущего освобождённого общества невозможно и не нужно, но люди должны иметь какое-то представление о его натуре и осуществимости. Уверенность в том, что не существует практической альтернативы существующей системе обрекает людей на пассивность.

Утопические размышления могут помочь нам освободиться от привычки воспринимать существующее статус-кво как должное, и начать думать о том, чего мы действительно хотим и насколько это возможно. То что делает их утопическими в негативном смысле слова, который критиковали Маркс и Энгельс это неспособность принять в расчёт современные условия. Обычно не встречается серьёзных идей о том, как должен осуществляться переход. Игнорируя репрессивные и подавляющие возможности системы, утопические авторы обычно описывают упрощённые постепенные перемены, воображая, что с распространением утопических общин или утопических идей, люди будут всё больше вдохновляться на то, чтобы присоединяться к ним и старая система просто падёт.

Надеюсь, что данный текст даёт более реалистичные идеи о том, как можно прийти к новому обществу. В любом случае, здесь я забегу немного вперёд и приведу некоторые свои размышления. Для простоты, предположим, что победная революция совершилась во всём мире без чрезмерного разрушения основных инфраструктур, так что нам не нужно больше иметь дела с проблемами гражданской войны, угрозами внешней интервенции, дезинформации, медленного массивного переустройства, и что мы можем исследовать некоторые вопросы, которые возможно придётся решать в новом, фундаментально изменённом обществе.

Хотя для ясности выражения я буду использовать больше будущее время, чем условное, идеи, представленные здесь являются просто возможными вариантами, а не предписаниями или предсказаниями. Если такая революция когда-нибудь произойдёт, несколько лет народных изменений приведут к настолько разнообразным переменам, что даже самые смелые предсказания покажутся до смешного скромными и пресными. Всё, что мы можем сделать это представить себе те проблемы, с которыми мы столкнёмся в самом начале и некоторые из основных тенденций дальнейшего развития. Но чем больше гипотез мы будем рассматривать, тем к большим возможностям мы будем готовы и тем меньше мы будем бессознательно обращаться к старым образцам.

Далёкое от излишней экстравагантности, большинство вымышленных утопий, обычно ограничивается монолитным изложением мелких идей автора. Как заметила Мари Луиз Бернери в лучшем из существующих обзоров на данную тему (Путешествие по Утопии): “Все утопии конечно являются выражением личных предпочтений, но их авторы обычно предполагают, что их личные вкусы должны стать законами; если они просыпаются рано, в их воображаемых коммунах все должны будут подниматься в 4 утра; если им не нравится женский макияж, его использование объявляется преступным; если они ревнивые мужья, супружеская неверность наказывается смертью”.

Если и можно что-либо с точностью предсказать о новом обществе, так это то, что оно будет очень сильно отличаться от фантазий любого человека или от любого возможного описания. Различные коммуны будут отражать всевозможные вкусы, эстетические и научные, мистические и рационалистические, высоко-техничные и неопримитивные, отшельнические и общинные, предприимчивые и ленивые, спартанские и эпикурейские, традиционные и экспериментальные, постоянно развивающиеся в новых и непредвиденных комбинациях [1].

Децентрализация и координация

Очень сильной будет тенденция к децентрализации и локальной автономии. Небольшие общины развивают привычки сотрудничества, облегчают прямую демократию и делают возможным богатейшее социальное экспериментирование: если локальные эксперименты терпят неудачу, только небольшая группа претерпевает ущерб (при этом другие могут помочь); если они успешны, они будут перениматься и их преимущества будут распространяться. Децентрализованная система также менее подвержена неожиданным перебоям и саботажу. (Последняя опасность, однако, будет незначительной в любом случае: вряд ли у свободного общества найдётся даже близко такое большое количество заклятых врагов, как те, которых постоянно порождает нынешнее).

Но децентрализация способна также пестовать иерархический контроль, изолируя людей друг от друга. И потом, некоторые вещи лучше организуются на более широком уровне. Одна большая сталелитейная фабрика более энергетически эффективна и менее вредна для окружающей среды, чем плавильная печь в каждой коммуне. Капитализм стремился к чрезмерной централизации в некоторых сферах, в которых были бы более разумными большие разнообразие и самодостаточность, но его иррациональная конкуренция также разбила на фрагменты те вещи, которые лучше было бы стандартизировать или координировать централизованно. Как отмечает Пол Гудмен в “Людях или кадрах” (которые являются прекрасным образцом всех “за” и “против” децентрализации в разных современных контекстах), где, как и насколько децентрализовывать - эмпирические вопросы, которые потребуют экспериментирования. Почти всё, что мы можем сказать - это то, что новое общество будет децентрализованным насколько это возможно, не превращая децентрализацию в фетиш. Малые группы или локальные коммуны могут позаботиться о многих вещах; региональные и глобальные советы будут ограничиваться наиболее широкими и требующими значительной эффективности вопросами, такими как восстановление окружающей среды, исследования космоса, разрешение споров, координация глобального производства, распределение, транспорт и сообщение, техобслуживание определённых специализированных предприятий (таких как, оснащённые сложной техникой больницы или исследовательские центры). Часто говорится, что прямая демократия хорошо бы функционировала при старомодных городских советах, но размер и сложность современного общества не позволяют этого. Как могут миллионы людей, каждый по отдельности выразить собственную точку зрения по каждому вопросу?

Им это не нужно. У самых практических вопросов находится в конце концов ограниченное количество разрешений; как только наиболее значительные темы вырисовываются и рассматриваются, решение может быть принято без дальнейшей возни. Очевидцы работы советов 1905 г. и венгерских рабочих советов 1956 г. были впечатлены краткостью постановлений и быстротой принятия решений. Одобрялись те, кто говорил по существу; тех же, кто занимался пустопорожней болтовнёй порицали за то, что они напрасно занимают чужое время.

Для решения наиболее сложных проблем, можно избирать комитеты, которые будут рассматривать все возможности и отчитываться перед собраниями о всех возможных вариантах их разрешения. Как только принимается план, меньшие комитеты могут продолжать следить за его развитием, уведомляя собрания обо всех значительных новых факторах, которые могли бы улучшить его осуществление. По спорным вопросам можно учредить несколько комитетов, рассматривающих противоречащие друг другу перспективы (например, технологические против анти-технологических) для облегчения формулирования альтернативных предложений и расходящихся точек зрения. Как правило, делегаты не навязывают своих решений (если речь не идёт об организации их собственной работы) избираются поочерёдно, и могут быть отозваны, чтобы гарантировать как их хорошую работу, так и то что их временные обязанности не будут полностью занимать их головы. Их работа будет открытой для общественности, а окончательные решения будут передаваться собраниям.

Современное компьютерное и телекоммуникационное оборудование обеспечит любому возможность сразу проверять данные и подсчёты самостоятельно, так же как и широко распространять свои собственные предложения. Несмотря на современное очковтирательство, данные технологии не подразумевают демократического участия автоматически; но потенциально способствуют ему, если они должным образом модифицированы и поставлены под народный контроль [2].

Телекоммуникации также уменьшат необходимость в делегатах, по сравнению с радикальными движениями прошлого, когда те действовали большей частью в качестве носителей информации в обоих направлениях. Могут появляться и обсуждаться различные предложения, опережающие время, и если вопрос представляет собой достаточный интерес для проведения встречи совета, его можно будет вынести напрямую перед местным собранием, давая ему возможность незамедлительно утвердить, изменить или отвергнуть решение делегатов.

Но если вопросы не будут особенно противоречивыми, мандаты будут даваться достаточно свободно. Придя к какому-то общему решению (например – это здание должно быть переустроено под пункт медицинской помощи), собрание сможет начать привлекать добровольцев или избрать комитет для его осуществления, не сильно беспокоясь о детальной отчётности.

Меры против злоупотреблений

Бездельники-пуристы всё время воображают себе опасность злоупотреблений. “Ага! Кто знает на какие тонкие элитарные маневры могут пойти все эти делегаты и технократические специалисты!”. Фактом остаётся то, что огромное количество людей не может предвидеть каждую деталь в каждый момент. Любое общество должно опираться в определённой мере на добрую волю и житейский разум народа. Однако злоупотребления становятся гораздо менее возможными при общем самоуправлении, чем при любой другой форме общественной организации.

Люди достаточно самостоятельные для того, чтобы построить самоуправляющееся общество естественно будут бдительными к любому новому проявлению иерархии. Они будут следить за тем, как делегаты выполняют свои поручения, и менять их настолько часто, насколько это практично. Для некоторых целей они могут, как древние афиняне, избирать делегатов по жребию, чтобы предотвратить аспекты погони за популярностью и предприимчивости в выборах. В делах, требующих технических знаний, они будут внимательно наблюдать за экспертами до тех пор пока необходимые знания не получат широкого распространения и прорабатываемая технология не упрощается или не свёртывается. Будут назначаться скептические наблюдатели, которые будут бить тревогу при первом признаке крючкотворства. Специалист, предоставляющий фальшивую информацию будет быстро обнаружен и публично дискредитирован. Малейший намёк на какой-либо иерархический заговор или эксплуататорскую или монополизирующую деятельность будет вызывать общественное негодование и уничтожаться через остракизм, конфискацию, физическое подавление и любые другие средства, которые будут сочтены необходимыми.

Этими и другими мерами всегда смогут воспользоваться те, кто обеспокоен потенциальными злоупотреблениями, но сомневаюсь, что это понадобится. По любому серьёзному вопросу, люди смогут предпринимать меры, избирательским наказом или контролем, столько сколько им заблагорассудится. Но в большинстве случаев они скорее всего будут в достаточной мере уполномочивать делегатов использовать собственное суждение и творческий подход.

Обобщённое самоуправление избегает как иерархических форм традиционной левой, так и упрощённых форм анархизма. Оно не привязывается ни к какой идеологии, даже анти-авторитарной. Если для решения проблемы требуются специальные знания или определённое лидерство, привлечённые люди быстро поймут это и предпримут те шаги, которые они сочтут необходимыми, не заботясь о том, что скажут современные радикальные догматики. Для определённых непротиворечивых функций они, возможно, захотят назначить специалистов на неопределённые сроки, отзывая их только в том маловероятном случае, если они начнут злоупотреблять своим положением. В определённых чрезвычайных ситуациях, в которых потребуются быстрые, авторитарные решения по существу (как например, при тушении пожара) они естественно дадут назначенным людям любую необходимую временную, авторитарную власть.

Консенсус, власть большинства и неизбежные иерархии

Но такие случаи будут исключением. Основным правилом будет консенсус по возможности, решение большинства по необходимости. Один персонаж “Новостей из ниоткуда” Уильяма Морриса (одна из самых умных, простых и земных утопий) приводит пример того, как металлический мост должен быть заменён каменным. На следующем вече (собрании коммуны) вносится это предложение. В случае явного общего согласия, проблема решается и разрабатываются детали применения. Но если несколько соседей возражает против этого, если они думают, что уродливый железный мост может послужить ещё, и они не хотят заниматься строительством нового на данный момент, они не считают количество голов, а откладывают формальное обсуждение до следующего вече; в то время как вокруг распространяются аргументы за и против, и некоторые из них печатаются, так что все узнают, что происходит; и когда снова собирается вече, происходит обычное обсуждение и в конце голосование поднятием руки. Если голоса разделяются более-менее равно, вопрос снова откладывается для дальнейшего обсуждения; если разница голосов большая, у меньшинства спрашивают не уступит ли оно более общему мнению, что они часто, а вернее почти всегда делают. Если они отказываются, вопрос поднимается в третий раз, и тогда, если меньшинство не выросло ощутимо, оно всегда уступает; хотя, мне кажется, что существует некое полузабытое правило, по которому они могут продолжать и дальше; но их всегда удаётся убедить, возможно не в том, что их взгляды ошибочны, но в том, что они не могут убедить или заставить общину принять их.

Следует заметить, что то, что крайне упрощает подобные случаи - это отсутствие каких-либо конфликтующих экономических интересов, ни у кого нет ни средств, ни мотивов подкупать или обманывать людей с тем, чтобы они голосовали за или против, из-за обладания большими деньгами, или контролем средств массовой информации, или строительной компанией или участком земли вблизи от спорного места. Без подобных конфликтов интересов, люди естественно стремятся к сотрудничеству и компромиссам, хотя бы для того, чтобы умиротворить оппонентов и облегчить жизнь самим себе. Некоторые общины могут располагать формальными средствами для удовлетворения меньшинств (например, если вместо того, чтобы голосовать против, 20% воздерживается по поводу какого-либо предложения, оно должно проходить при большинстве в 60%); но ни одна сторона не может пренебречь этими формальными правами, иначе с ней будут обращаться так же в случае противоположной ситуации. Основное решение для повторяющихся, неразрешимых споров будет заключаться в широком разнообразии культур: если люди, которые предпочитают металлические мосты, и т.д., постоянно терпят поражение при голосованиях от традиционных мастеров-ремесленников Моррисовского типа, они всегда могут переместиться в какую-нибудь соседнюю общину, где преобладают схожие вкусы.

Настаивать на всеобщем согласии имеет смысл только при малых количествах людей и при не срочных делах. Полное единодушие редко возможно у большого количества людей. Абсурдно поддерживать право меньшинства на постоянное противодействие большинству из страха перед возможной тиранией большинства; или воображать, что подобные проблемы исчезнут если мы оставим вещи неструктуризованными.

Как отмечалось в одной хорошо известной статье (“Тирания Бесструктурности”, Джо Фриман), не существует такого явления как бесструктурная группа, существуют просто различные типы структур. Неструктуризованная группа как правило становится доминируемой какой-либо кликой обладающей на деле эффективной структурой. У неорганизованных членов нет средств к контролю подобных элит, особенно когда их анти-авторитарная идеология не позволяет им допустить существование таковых.

Не признавая власти большинства в случае недостижимости единодушия, анархисты и сторонники всеобщего согласия часто оказываются неспособными на принятие решений, следуя за этими фактическими лидерами, которые хорошо умеют манипулировать людьми и приводить их к единодушию (хотя бы даже своей способностью выдерживать бесконечные собрания до тех пор пока вся оппозиция не устанет и не уйдёт домой). Неустанно отвергая рабочие советы и всё остальное имеющее намёк на принуждение, сами они в конце концов выбирают гораздо менее радикальные проекты с низким общим знаменателем.

Легко указать на ошибки рабочих советов прошлого, которые, помимо всего прочего, были лишь поспешными народными импровизациями, вовлечёнными в отчаянную борьбу. Но если эти кратковременные попытки и не стали образцом для слепого подражания, они тем не менее представляют собой наиболее практичный шаг в верном направлении из всех предпринятых до сих пор. В статье Ризля (Антология СИ, стр. 270-282) рассматривается ограниченность этих старых движений, и правильно акцентируется внимание на том, что власть советов должна рассматриваться, как суверенность народных собраний как одного целого, а не просто советов избранных делегатов. Некоторые группы радикальных рабочих в Испании, желая избежать двойственности в этом последнем вопросе, предпочитали определять себя как ассамблеи, а не советы. Одна из листовок Комитета Поддержки Захватов (Антология СИ, стp. 351, “Обращение ко всем рабочим”) перечисляет следующие основные черты основанной на советах демократии:

• Упразднение всякой внешней власти

• Прямая и тотальная демократия

• Практическое объединение решения и исполнения

• Делегаты могут быть отозваны в любой момент теми, кто их уполномочил

• Упразднение иерархии и независимых специализаций

• Сознательное управление и изменение всех условий освобождённой жизни

• Постоянное творческое участие масс

• Интернациональное участие и координация

Когда все эти черты будут признаваться и применяться, будет иметь мало значения как люди назовут новую форму общественной организации - анархия, общинный строй, коммунистический анархизм, коммунизм советов, либертарный коммунизм, активная демократия или общественное самоуправление - и каковы будут его основные компоненты - рабочие советы, антирабочие советы, революционные советы, революционные ассамблеи, народные ассамблеи, народные комитеты, коммуны, коллективы, киббуцы, боло, вече, дружеские группы, или какие-либо другие. (Обобщённое самоуправление не очень привлекательно, но у него есть то преимущество, что оно является и целью и средством будучи свободным от вводящих в заблуждение терминов типа анархии или коммунизма.)

В любом случае, важно помнить, что формальная организация широкого масштаба будет исключением. Большинство местных проблем можно разрешить напрямую и неформально. Частные лица или малые группы будут просто продолжать делать то, что им кажется приемлемым в любой отдельно взятой ситуации (фактократия). Власть большинства будет просто крайней мерой в прогрессивно убывающем количестве случаев, в которых конфликты интересов не могут быть разрешены иным образом.

Не-иерархическое общество не означает, что все чудесным образом станут одинаково талантливыми и должны будут равно участвовать во всём; оно просто означает, что основанные и укреплённые материально иерархии должны быть уничтожены. Хотя разница в способностях будет несомненно уменьшаться, когда каждый будет поощряться в полном развитии своего потенциала, смысл здесь в том, что любые остающиеся различия не будут превращаться в различия по власти или богатству.

Люди смогут принимать участие в более широком спектре деятельности, чем сейчас, но им не нужно будет постоянно меняться обязанностями по очереди, если они этого не захотят. Если кто-то чувствует особое влечение к какому-либо занятию, другие возможно будут только рады поручить его ему, по крайней мере если это не препятствует кому-то ещё заниматься им. Независимые специализации (монопольный контроль над общественно важными информацией и технологиями) будут упразднены; расцветут открытые, не-доминирующие специализации. Люди всё ещё будут консультироваться у лиц обладающих специальными знаниями в случае надобности (хотя если они будут любознательны или подозрительны, они всегда будут поощряться на самостоятельные исследования). Они будут свободны идти в качестве добровольных студентов к учителям, учеников к мастерам, атлетов к тренерам, или исполнителей к директорам, будучи в той же мере свободными прекратить занятия в любое время. К некоторым видам деятельности, таким как фольклорный хор, любой сможет присоединиться когда пожелает; для других, таких как исполнение классической музыки, может потребоваться прилежная учёба и правильный подход, при котором, кто-то будет принимать на себя лидирующие роли, кто-то следовать за ними, а остальные просто получать удовольствие в качестве слушателей. Для обоих типов будет много возможностей. Ситуационистская критика зрелища - это критика чрезмерных тенденций в современном обществе; она не подразумевает, что все должны быть активными участниками 24 часа в сутки.

Помимо необходимого ухода за душевнобольными, единственным неизбежным видом принудительной иерархии будет временная, связанная с присмотром за детьми до тех пор пока они сами не смогут о себе заботиться. Но в более безопасном и здоровом мире детям можно будет предоставить гораздо больше свободы и самостоятельности, чем сейчас. Если дело будет касаться новых игровых возможностей жизни, взрослые будут учиться у них не меньше, чем учить их. Здесь, как и везде основным правилом для людей должно стать определение собственного уровня: десятилетний, принимающий участие в каком-либо проекте, может иметь не меньше идей, чем его взрослые сотрудники, в то время как незадействованный взрослый вообще их не имеет.

Самоуправлению не требуется, чтобы каждый стал гением, а только то, чтобы большинство людей не были полными дебилами. Современная система делает нереальными подобные требования, притворяясь, что народ, который она систематически отупляет способен выносить своё суждение по поводу программ соперничающих политиков или утверждениями рекламы различных товаров, или заниматься такой сложной и последовательной деятельностью, как выращивание ребёнка или вождение на занятой автотрассе. При надлежащем внимании, уделённом всем политическим и экономическим псевдо-вопросам, которые намеренно делаются непонятными в данный момент, они окажутся совсем не такими сложными.

Когда у людей впервые появится шанс управлять собственной жизнью, они наверняка наделают много ошибок; но вскоре они их обнаружат и исправят потому что, в отличие от иерархов, они не будут заинтересованы в том, чтобы скрывать их. Самоуправление не гарантирует, что люди всегда будут принимать правильные решения; но любая другая форма общественной организации гарантирует, что кто-то другой принимает за них решения.

Искоренение причин войны и преступности

Уничтожение капитализма искоренит конфликты интересов, которые сейчас служат лишь предлогом для государства. Большинство современных войн полностью основано на экономических конфликтах; даже мнимый этнический, религиозный или идеологический антагонизм берёт истоки в реальных мотивах экономической конкуренции, или в психологических неврозах напрямую связанных с политическим и экономическим гнётом. До тех пор пока преобладает отчаянная конкуренция, людьми легко манипулировать, возвращая их в традиционные группировки и играя на культурной разнице до которой им не было бы никакого дела при более благоприятных обстоятельствах. Война требует намного больше работы, лишений и риска, чем любая созидательная деятельность; у людей с реальными возможностями реализации их идей будут более интересные занятия.

То же самое касается преступности. Если оставить в стороне преступления без жертв, большинство преступлений напрямую или косвенно связано с деньгами и не будет иметь смысла после упразднения товарной системы. Коммуны смогут свободно экспериментировать с различными методами мер со всеми случайными асоциальными действиями, которые всё ещё будут иметь место.

Существует большое количество возможностей. Привлекаемые лица смогут отстаивать свои дела перед местными общинами или перед жюри, избираемыми по жребию, которое будет искать наиболее мирные, реабилитационные решения. Осуждённый преступник может привлекаться к какой-нибудь общественной работе, но не к заранее неприятной и унизительной дерьмовой работе, предписываемой мелкими садистами, которая только порождает больше агрессии и отчаяния, но в осмысленных и потенциально привлекательных для него проектах, которые могли бы дать ему более здоровые интересы (например, восстановление окружающей среды). Небольшое количество неисправимых психопатов, наверное, всё-таки придётся так или иначе ограничивать, но подобные случаи будут всё более редкими. (Современное распространение беспричинного насилия является предсказуемой реакцией на социальное отчуждение, способом для тех, с кем не считаются, как с нормальными людьми получить, по крайней мере, мрачное удовлетворение от того, что с ними считаются как с реальной угрозой.) Бойкот будет простым и эффективным средством: головорез, который смеётся в лицо угрозе жестокого наказания, только поднимающего его престиж мачо, будет намного менее уверен в себе, если все будут холодны с ним. В редких случаях неадекватных ситуаций, культурное разнообразие может сделать изгнание эффективным решением: агрессивный характер, постоянно тревоживший тихую общину может лучше ужиться в каком-нибудь хаотичном регионе типа Дикого Запада или иметь дело с более суровыми наказаниями.

Это только некоторые из возможностей. Свободные люди несомненно создадут больше творческих, эффективных и гуманных решений, чем любые из тех, которые мы можем представить себе сейчас. Я не утверждаю, что у них не будет больше проблем, только то, что у них будет намного меньше проблем, чем сейчас, когда люди, оказывающиеся на дне нашего абсурдного социального порядка жестоко наказываются за свои неумелые попытки освободиться от него, в то время как власть имущие безнаказанно грабят планету.

Варварство современной карательной системы может превзойти только её глупость. Драконовы меры постоянно демонстрируют, что не оказывают никакого значительного воздействия на рейтинг преступности, который напрямую связан с уровнем бедности и безработицы, так же как и с менее исчислимыми, но одинаково явными факторами вроде расизма, уничтожения городских общин, и общего отчуждения, производимого обществом спектакля и потребления. Угроза многолетних тюремных сроков, которая может реально сдерживать людей с удовлетворительными жизненными условиями, мало что значит для тех кто не имеет реальных альтернатив. Вряд ли очень разумно урезать уже до смешного неадекватные социальные программы во имя экономии, одновременно наполняя тюрьмы осуждёнными на пожизненное заключение, каждый из которых обходится в миллион долларов; но как многие другие аспекты социальной политики, этот сохраняется, т.к. усилен влиятельными интересами [3].

Упразднение денег

Освобождённое общество должно будет упразднить всю денежно-товарную экономику. Продолжать принимать ценность денег будет означать принимать продолжающееся доминирование тех, кто предварительно накопил их, или оказался достаточно находчивым для того, чтобы снова собрать их после радикального перераспределения. Альтернативные формы экономического мышления всё ещё будут нужны для определённых целей, но их тщательно ограниченное число будет убывать по мере возрастания материального изобилия и социального сотрудничества, которые сделают их менее необходимыми.

В послереволюционном обществе может быть трёхзвенное экономическое устройство по следующей модели:

1.Определённые основные товары и услуги будут доступны бесплатно для каждого без каких-либо расчетов.

2.Прочие также будут бесплатными, но только в ограниченных, разумных количествах.

3.Третьи, классифицируемые как “роскошь”, будут доступны в обмен на “кредиты”.

В отличие от денег, кредиты будут применяться только к определённым специальным товарам, а не к основной общинной собственности, такой как земля, коммунальные услуги или средства производства. У них будут также даты истечения срока для того, чтобы ограничить всякое излишнее накопление. Подобный расклад будет довольно гибким. Во время начального переходного периода количество бесплатных товаров будет минимальным, для обеспечения людей необходимыми товарами, требующими заработанных кредитов. С течением времени будет нужно всё меньше работы и всё большее количество товаров будет доступно бесплатно, при этом соотношение между обоими факторами будет определяться советами. Некоторые кредиты могут в общем распределяться, причём каждый будет получать определённую сумму; другие могут быть премиями за определённые виды опасной или неприятной работы, для выполнения которой находится мало добровольцев. Советы могут установить стабильные цены за определённые предметы роскоши, позволяя другим зависеть от спроса и предложения; и по мере нарастающего изобилия предметов роскоши, она будет дешеветь и в конце концов возможно станет бесплатной. Товары будут менять свои уровни в зависимости от материальных условий и предпочтений общины.

Это только некоторые из возможностей [4]. Экспериментируя с различными методами, люди вскоре сами обнаружат, какие формы собственности, обмена и оценки необходимы.

В любом случае, какие бы экономические проблемы ни оставались, они не будут серьёзными, потому что фактор дефицита будет присутствовать только в секторе не жизненно важной роскоши. Всеобщий бесплатный доступ к еде, одежде, жилью, коммунальным услугам, здравоохранению, транспорту, средствам сообщения, образованию и культурным мероприятиям может быть достигнут почти сразу в промышленных регионах и в краткие сроки также в менее развитых. Многие из этих вещей уже существуют, их нужно просто сделать равно доступными для всех; те же, которых нет можно запросто начать производить, как только социальная энергия будет высвобождена из нынешних иррациональных предприятий.

Взять к примеру жильё. Пацифисты неоднократно указывали на то, что всех людей в мире можно обеспечить приличным жильём с меньшими расходами, чем от нескольких недель глобальных военных расходов. Несомненно они говорили о минимальном жилом обеспечении; но если всю ту энергию, которую люди тратят сейчас, на зарабатывание денег для обогащения лендлордов и спекулянтов недвижимостью обратить на строительство новых жилплощадей, всех людей в мире действительно можно было бы обеспечить приличным жильём. Для начала, большинство людей могло бы продолжать жить, там где живёт сейчас и сосредоточиться на строительстве жилья для бездомных. Можно захватить все гостиницы и офисные здания. Некоторые кричаще экстравагантные помещения можно изъять и превратить в жилые здания, парки, общественные сады, и т.д. По этому примеру, обладатели относительно просторных помещений могли бы временно приютить бездомных, одновременно помогая им строить свои собственные дома, хотя бы во избежание собственных угрызений совести.

Следующим шагом будет улучшение и уравнение качества жилищных условий. Здесь, как и в других областях, целью, возможно, не будет жёсткое униформное равенство (каждый должен располагать такими-то и такими-то условиями), но общее чувство справедливости, с решением проблем на гибкой основе от одного случая к другому. Если кто-то почувствует себя обделённым, он сможет обратиться к общине, которая, в том случае если жалоба не будет совершенно абсурдной, скорее всего пойдёт ей навстречу. Нужно будет вырабатывать компромиссы относительно того, кто будет жить в исключительно привлекательных районах и как долго. (Таких можно будет выбирать по жребию, или распределять на ограниченные сроки среди предлагающих высшие ставки на кредитных аукционах, и т.п.) Подобные проблемы нельзя решить с полным удовлетворением каждого, но разумеется будет достигнута гораздо большая справедливость, чем при системе, в которой магические клочки бумаги дают одному человеку право на собственность сотен зданий, в то время как другие живут на улице.

Как только основные нужды выживания будут разрешены, количественная перспектива трудового времени будет трансформирована в качественно новую перспективу свободного творчества. Несколько друзей могут прекрасно работать, строя свой собственный дом, даже если у них занимает год то, что у профессиональной команды получилось бы более эффективно за месяц. В такие проекты войдёт больше веселья, воображения и любви и построенные таким образом здания будут более очаровательными, разнообразными и личными, чем те, что считаются приличными сегодня. Французский сельский почтальон 19 века по имени Фердинанд Шеваль провёл всё своё свободное время в течение десятилетий, строя свой собственный замок в соответствии со своей фантазией. Такие люди как Шеваль считаются эксцентричными, но необычно в них только то, что они продолжают использовать врождённый творческий подход, который есть у всех нас, но который мы как правило вынуждены подавлять по выходе из раннего детства. В свободном обществе будет много подобной игровой работы: лично выбранные проекты, которые будут вовлекать людей с такой интенсивностью, что они будут думать о своих трудовых часах не больше, чем о количестве ласк во время занятий любовью или об экономии во время танца.

Абсурдность современного труда

Пятьдесят лет назад Пол Гудмен подсчитал, что менее 10% выполняемого в то время труда способны удовлетворить наши основные нужды. Каковой бы ни была точная цифра (сейчас она будет даже ниже, хотя она конечно зависит именно от того, что мы считаем нашими основными нуждами), ясно, что большая часть современного труда абсурдна и не нужна. С упразднением товарной системы, сотни миллионов людей, которые сейчас заняты производством излишних товаров, или их рекламой, их упаковкой, их транспортировкой, их продажей, их охраной, или зарабатыванием на них (продавцы, клерки, бригадиры, менеджеры, банкиры, брокеры, арендодатели, профсоюзные лидеры, политики, полиция, адвокаты, судьи, тюремщики, охранники, солдаты, экономисты, рекламные дизайнеры, производители оружия, таможенные инспекторы, сборщики налогов, страховые агенты, консультанты по инвестициям, вместе с их многочисленными подчинёнными) будут все освобождены от этого в пользу совместного выполнения актуальных задач.

Прибавьте безработных, которые в соответствии с недавним отчётом ООН составляют сейчас свыше 30% мирового населения. Если эта цифра кажется высокой, это потому, что она включает заключённых, беженцев и многих других, обычно не учитываемых официальной статистикой безработицы, т.к. они отчаялись в своих попытках найти работу, как превращённые в инвалидов алкоголем и наркотиками, или те, кому настолько противен существующий выбор работы, что они прилагают всю свою энергию, избегая её путём преступлений и афер.

Прибавьте миллионы престарелых, которые очень хотели бы заниматься полезной деятельностью, но которых сейчас обрекают на тоскливую, пассивную пенсию. Также подростки и даже дети, которые взялись бы с энтузиазмом за многие полезные и образовательные проекты, если бы не были ограничены устаревшими школами, всё ещё рассчитанными на слепое, безграмотное подчинение.

Огромен компонент растраты времени, даже в явно полезных работах. Врачи и медсёстры, например, проводят большую часть своего времени (помимо заполнения страховых форм, счетов пациентов, и т.д.), пытаясь с ограниченным успехом противодействовать всем видам проблем, порождённых обществом, таких как травмы на производстве, автокатастрофы, психологические проблемы и болезни, вызванные стрессом, загрязнением среды, плохим питанием или антисанитарными условиями, не говоря уже о войнах и об эпидемиях, которые следуют за ними, проблемах, которые исчезнут в освобождённом обществе, освобождая работников здравоохранения свободными для концентрирования на основной профилактической медицине.

Одинаково огромен намеренно растраченный труд: работы, изобретённые только с тем, чтобы занять людей; подавление методов, гарантирующих работу, усиливающее опасность потерять работу; намеренно замедленные темпы работы; техники саботажа для оказания давления на боссов, или просто из гнева и разочарования. Не забудьте также об абсурдном законе Паркинсона (работа, растянутая с тем, чтобы занять время), о принципе Питера (люди, поднятые на свой уровень безграмотности) и другие схожие тенденции, так смешно описанные в сатире К. Норткота Паркинсона и Лоуренса Питера.

И насколько много напрасного труда будет уничтожено, когда продукты производятся для длительного употребления, а не предназначены для быстрого износа или выхода из моды с тем. чтобы люди покупали их снова. (После краткого первоначального периода высокого производства для обеспечения каждого прочными, высококачественными товарами, многие отрасли промышленности можно свести к очень скромным уровням, достаточным для их восстановления, или повышения их качества если разрабатывается действительно серьёзное улучшение.)

Рассматривая все эти факторы, легко увидеть, что в обществе со здоровой организацией количество необходимого труда можно уменьшить до одного-двух дней в неделю.

Преобразование работы в игру

Но такое резкое количественное уменьшение произведёт качественное изменение. Как обнаружил Том Сойер, когда люди не работают по принуждению, даже самое банальное задание может стать новым и увлекательным: проблема теперь не в том, как заставить людей выполнять её, но в том как разместить всех желающих. Было бы нереальным ожидать, что люди будут работать полный рабочий день на неприятных и в основном бессмысленных работах без надзора и экономических стимулов; но ситуация становится совершенно иной, если речь идёт о том, чтобы заниматься от десяти до пятнадцати часов в неделю достойными, разнообразными, самоуправляющимися задачами по своему выбору.

Более того, многие, начиная заниматься интересными для себя проектами, не захотят ограничиваться минимумом. Это уменьшит число необходимых задач до ещё более микроскопического уровня для тех у кого не будет подобного энтузиазма.

Нет нужды возиться с термином “работа”. Работа за зарплату должна быть упразднена; осмысленная, свободно выбранная работа может приносить столько же удовольствия, сколько игра. Наша нынешняя работа обычно производит практические результаты, но не те которые выбираем мы, поскольку большая часть нашего времени посвящена банальностям. С упразднением труда за зарплату, работа станет более игровой, а игра более активной и творческой. Когда люди больше не сходят с ума из-за своей работы, им больше не понадобятся бессмысленные, пассивные развлечения, чтобы отдохнуть от неё.

Не то чтобы тривиальный досуг был чем-то неправильным; нужно просто понять, что их привлекательность в данный момент проистекает из отсутствия более полнокровной деятельности. Тот в чьей жизни не хватает реального приключения находит замену экзотике, собирая артефакты других времён и стран; тот, чья работа абстрактна и фрагментирована способен сделать многое ради того, чтобы произвести цельный конкретный предмет, даже если этот предмет не более значителен, чем сборная модель корабля. Эти и бесчисленные другие хобби показывают постоянство творческих импульсов, которые воистину расцветут при правилах свободной игры на широком масштабе. Представьте себе, как люди, которым нравится работать по дому или в саду, начинают работать для всей своей общины; или как тысячи энтузиастов-железнодорожников будут воодушевлены возможностью перестроить и задействовать улучшенные версии железнодорожной сети, которая станет одним из основных средств уменьшения автомобильного движения.

Когда люди подвержены подозрениям и угнетающим правилам, они естественно стараются сделать настолько мало насколько возможно. При свободе и взаимном доверии будет противоположная тенденция гордиться наилучшим возможным исполнением своей работы. Хотя некоторые обязанности в новом обществе будут более популярными, чем другие, у по-настоящему трудных и неприятных будет возможно более, чем достаточно добровольцев, в соответствии с желанием потягаться с вызовом или ради благодарности, если не из чувства ответственности. Даже теперь многие люди счастливы добровольно участвовать в достойных проектах, если у них есть время; их будет намного больше если им не придётся постоянно беспокоиться об обеспечении основных нужд для самих себя и для своих семей. В худшем случае, некоторые совершенно непопулярные работы придётся разделить на кратчайшие по возможности смены и распределять их по жребию до их автоматизации. Или можно будет проводить аукционы с целью найти желающих выполнять их, скажем, по пять часов в неделю при стандартной десяти- или пятнадцатичасовой загрузке; или за несколько экстра-кредитов.

Не расположенные к сотрудничеству люди возможно будут настолько редкими, что остальное население может просто оставить их в покое, вместо того, чтобы давить на них, заставляя вносить свой небольшой вклад. При определённом уровне достатка проще не беспокоиться о нескольких возможных злоупотреблениях, чем нанимать армию табельщиков, бухгалтеров, инспекторов, информаторов, стукачей, дубаков, ментов и т.д. вынюхивающих каждую деталь и наказывая каждое нарушение. Нереально ожидать, что люди станут более щедрыми и склонными к сотрудничеству, когда вокруг ничего не происходит; но большой материальный избыток создаст ограничения для злоупотреблений, так что не будет иметь значения будут ли вносить люди меньший или больший вклад в общее дело.

Упразднение денег предупредит то, что кто-либо будет брать больше своей доли. Большинство опасений по поводу освобождения общества заключается на том предубеждении, что деньги (и т.о. также их естественный защитник: государство) всё ещё будут существовать. Это партнёрство государства и денег создаёт неограниченные возможности для злоупотреблений (подкупленные юристы, выискивающие лазейки в налоговом законодательстве и т.д.); но по их упразднении мотивы и средства для подобных злоупотреблений. Абстрактность рыночных отношений даёт возможность любому анонимно накапливать богатство, косвенно лишая тысячи других их основных средств; но с упразднением денег любая значительная монополизация будет слишком бросаться в глаза.

Из любых других форм обмена, которые могут появиться в новом обществе, простейшей и возможно самой распространённой из них будет обмен дарами. Общий достаток распространит щедрость. Дарить весело и приносит удовлетворение, без докучливых бухгалтерских подсчётов. Единственные расчёты будут связаны со здоровым общим соревнованием. “Соседняя община подарила менее обеспеченной области столько-то; мы уж наверняка сможем сделать столько же”. “Они устроили классную вечеринку; посмотрим, сможем ли мы их переплюнуть”. Небольшое дружеское соперничество (кто придумает самый вкусный новый рецепт, вырастит больший овощ, разрешит социальную проблему, придумает новую игру) будет всем во благо, даже проигравшим.

Возможно, освобождённое общество будет функционировать как импровизированная вечеринка. Большинству людей нравится готовить для других; но даже если кому-то нечего предложить, есть много других возможностей. Не обязательно, чтобы каждый вносил одинаковую долю, потому что задачи будут настолько минимальными и настолько широко распределены, что никто не будет перезагружен. Поскольку все будут открыто вовлечены, не будет надобности контролировать людей или устанавливать наказания за неподчинение. Единственным элементом "принуждения" будет одобрение или неодобрение других участников: благодарность будет означать позитивный стимул, в то время как даже самого безалаберного человека, если он упорно не будет вносить свой вклад могут начать высмеивать и перестать приглашать. Организованность будет необходима в случае возникновения проблем. (Если как правило получается слишком много десертов и недостаточно основных блюд, группа возможно решит координировать, кто, что будет приносить. Если какая-то щедрая душа будет нести чрезмерное бремя по уборке и мытью посуды, вежливым намёком можно смутить других и призвать добровольцев, или ввести какую-то систему поочерёдности).

Сейчас, конечно, подобная спонтанная кооперация является исключением, и применяется в первую очередь там, где до сих пор сильны традиционные общинные связи или среди маленьких, самоизбирающихся групп людей с похожим складом ума в регионах с не слишком бедными условиями. В мире, в котором человек человеку волк, люди естественно осмотрительны и подозревают друг друга. Если какое-нибудь зрелище не трогает их какой-нибудь сентиментальной человеческой историей, они обычно мало беспокоятся о людях вне своего непосредственного круга. Из-за своих обид и разочарований они могут даже получать мрачное удовольствие, портя удовольствие другим людям.

Но несмотря на всё то, что не способствует их гуманности, большинство людей, если им предоставляется случай, всё ещё любит заниматься достойными вещами, и им нравится благодарность за это. Заметьте, с какой охотой они пользуются возможностью проявить взаимоуважение, даже открывая дверь перед кем-нибудь или обмениваясь банальными замечаниями. Если случается наводнение или землетрясение, или другие чрезвычайные ситуации, даже самые эгоистичные и циничные люди бросаются спасать других и занимаются этим по 24 часа в день, доставляя еду и первую медицинскую помощь, и т.д., без какой-либо иной компенсации кроме благодарности других. Вот почему люди на удивление часто вспоминают войну или катастрофы с чем-то типа ностальгии. Как во время революции, подобные события нарушают обычное социальное отчуждение, давая каждому возможность заниматься реально полезными вещами, и порождая сильное чувство общности (даже объединяя людей против общего врага). В освобождённом обществе эти социализирующие импульсы смогут процветать, не требуя подобных экстремальных предлогов.

Возражения технофобам

Нынешняя автоматизация часто добивается не большего, чем лишения работы нескольких людей, интенсифицируя режим остальных; если какое-то время и выигрывается этими “экономящими труд” средствами, обычно оно тратится на равно отчуждённое пассивное потребление. Но в освобождённом мире компьютеры и прочие современные технологии можно будет использовать для избавления от опасных или скучных работ, освобождая всех для более интересной деятельности.

Игнорируя эти возможности и питая понятное отвращение к современному использованию многих технологий, некоторые люди рассматривают саму “технологию” в качестве основной проблемы и стоят за возврат к упрощённому образу жизни. Находится под вопросом насколько он должен быть упрощён, т.к. недостатки можно обнаружить в любой эпохе, и разделительная черта отодвигается всё дальше в прошлое. Некоторые, считая виновницей всех бед Индустриальную Революцию, распространяют отпечатанные на компьютерах оды ручным ремёслам. Другие, усматривая первородный грех в изобретении сельского хозяйства, чувствуют, что мы должны вернуться к обществу охотников-собирателей, хотя и не имеют ясных идей насчёт того, как быть с современным населением планеты, которое невозможно было бы содержать при такой экономике. Третьи, чтобы не проиграть, представляют красноречивые аргументы в пользу того, что развитие языков и рациональной мысли было реальным источником наших теперешних проблем. Четвёртые утверждают, что весь род человечески настолько неисправимо погряз во зле, что он должен альтруистически самоуничтожиться во имя спасения глобальной экосистемы.

Все эти фантазии содержат так много явных противоречий, что вряд ли нужно детально критиковать их. Они имеют сомнительное отношение к действительным обществам прошлого и по сути никакого отношения к возможностям настоящего. Даже если предположить, что жизнь была лучше в одной из предыдущих эпох, мы должны начинать оттуда, где мы сейчас. Современная технология настолько переплетена с нашей жизнью, что её использование нельзя было бы внезапно прекратить, не вызывая этим глобального хаоса, который уничтожил бы миллионы людей. Послереволюционные люди возможно решат уменьшить человеческое население и избавиться от определённых отраслей промышленности, но этого нельзя сделать за ночь. Нам нужно серьёзно продумать, как мы будем решать практические проблемы, которые возникнут в промежутке.

Если дело когда-то дойдёт до таких практических вопросов, я сомневаюсь в том, чтобы технофобы действительно захотели бы уничтожить моторизованные кресла-каталки; или отключить гениальные компьютерные системы, позволяющие физику Стивену Хоукингу общаться с миром несмотря на полный паралич; или позволили бы женщине умереть при родах, если бы её можно было бы спасти техническими процедурами; или приняли бы возрождение болезней, которые ежедневно убивали или постоянно превращали бы в инвалидов большой процент населения; или отказались бы от посещения людей из других частей света или общения с ними если они не находятся на расстоянии пешей прогулки; или спокойно бы смотрели на то, как люди умирают от голода, в то время как их можно спасти глобальными поставками пищи.

Проблема заключается в том, что эта всё более входящая в моду идеология отвлекает внимание от реальных проблем и возможностей. Упрощённый манихейский дуализм (природа есть Добро, технология есть зло) заставляет людей игнорировать сложные исторические и диалектические процессы; ведь насколько легко обвинять всё подряд в некоем изначальном зле, в чём-то типа дьявола или первородного греха. То, что начинается как реалистичные сомнения в излишней вере в науку и технологию, заканчивается как отчаянная и даже ещё менее оправданная вера в возвращение первобытного рая, терпя неудачу в превращении современной системы во что-либо отличное от абстрактного, апокалиптичного пути [5].

Технофилы и технофобы едины в том, что рассматривают технологию в отрыве от прочих социальных факторов, различаясь только своими в равной степени упрощёнными заключениями о том, что новые технологии автоматически улучшают или автоматически отчуждают. Пока капитализм отчуждает всё человеческое производство, превращая товары в автономные единицы, не поддающиеся контролю своих создателей, технологии будут способствовать этому отчуждению и усиливать его. Но когда люди освободятся от этого господства, у них не будет проблем с отказом от тех технологий, которые наносят вред в пользу более полезных.

Определённые технологии, очевидным примером которых является ядерная энергия, в самом деле настолько безумно безопасны, что их несомненно придётся оставить. Многие другие отрасли промышленности, производящие абсурдные, устаревшие или ненужные товары, конечно, автоматически прекратят своё существование с исчезновением своих коммерческих обоснований. Но у многих технологий (электричество, металлургия, рефрижераторы, водопроводы, грамзапись, фотография, телекоммуникации, инструменты, ткани, швейные машинки, сельскохозяйственное оборудование, хирургические инструменты, анестезия, антибиотики, из дюжин прочих примеров, приходящих на ум), как бы дурно их ни использовали сейчас, очень мало присущих им недостатков, если таковые и имеются. Их нужно просто использовать более разумно, ставя их под общественный контроль, внося экологические улучшения, и используя их в гуманных, а не в капиталистических целях.

Другие технологии более проблематичны. Они всё ещё будут нужны до определённой степени, но их вредные и иррациональные аспекты будут отбрасываться, как правило с их последующей заменой. Если взять автомобильную индустрию как целое, включая её широкую инфраструктуру (фабрики, улицы, шоссе, бензозаправки, нефтяные скважины) со всеми её неудобствами и побочными расходами (автомобильные пробки, парковка, техобслуживание, страхование, ДТП, загрязнение окружающей среды, урбанистическое разрушение), ясно, что любому количеству альтернативных методов будет отдаваться предпочтение. Фактом остаётся существование этой инфраструктуры сейчас. Новое общество, т.о. несомненно будет продолжать использовать существующие автомобили и грузовики в течение нескольких лет, в то же время сосредотачиваясь на более разумных способах транспортировки, постепенно заменяя их по мере их износа. Личные транспортные средства с экологически безвредными двигателями будут использоваться неопределённое время в сельских местностях, но большая часть нынешнего городского движения (с некоторыми исключениями, такими как грузовой транспорт, пожарные машины, скорая помощь и такси для инвалидов) могут быть заменены различными формами общественного транзита, позволяя превратить многие улицы и шоссе в парки, сады, площади и велосипедные дорожки. Самолёты сохранятся для межконтинентальных путешествий (по необходимости) и для определённых видов срочных перевозок, но упразднение наёмного труда оставит людям много времени для более досужих видов путешествий: корабли, поезда, велосипеды, пешие прогулки.

Здесь, как и в других областях, будет зависеть от заинтересованных людей, захотят ли они экспериментировать с различными вариантами, чтобы установить наилучший из них. Как только люди смогут определить цели и условия их собственной работы, у них естественным образом появятся всевозможные идеи, которые уменьшат объём работы, сделают её более безопасной и приятной; и эти идеи, более не лицензируемые и не охраняемые ревниво, в качестве деловых секретов, будут быстро распространяться и вдохновлять на дальнейшее улучшение. С исчезновением коммерческих мотивов, люди помимо чисто количественных измерений рабочего времени также смогут уделять должное внимание социальным и природоохранным факторам. Если, скажем, производство компьютеров в данный момент включает в себя чёрную работу или вызывает загрязнение окружающей среды (хотя и гораздо меньшее, чем классические индустриальные дымовые трубы), нет причин думать, что нельзя выработать лучшие способы как только люди заинтересуются этим, очень может быть, именно через разумное использование компьютерной автоматизации. (К счастью, чем более однообразна работа, тем легче её автоматизировать.)

Основным правилом будет упрощение основных предприятий с тем, чтобы облегчить оптимальную гибкость. Техника будет становиться более униформной и понятной, так чтобы люди с минимальной общей подготовкой смогли осуществлять строительство, техобслуживание, перестройку и прочие операции, для которых раньше нужна была профессиональная подготовка. Основные инструменты, приборы, сырьё, машинные части и архитектурные прототипы видимо будут стандартизироваться и производиться массово, оставляя всю более тонкую работу небольшим предприятиям, а окончательные и потенциально самые творческие аспекты индивидуальным пользователям. Как только время перестанет быть деньгами мы сможем, как надеялся Уильям Моррис, быть очевидцами возрождения трудо-интенсивных ремёсел и искусств: радостное производство в дар людей, которые заботятся о своих произведениях и о людях, которым они предназначаются.

Некоторые общины возможно захотят сохранить разумное количество (экологически безвредной) тяжёлой технологии; другие могут предпочесть более простой образ жизни, хотя и с использованием технических средств для поддержания этой простоты или для чрезвычайных ситуаций. Солнечные генераторы и спутниковые телекоммуникации, например, позволят людям жить в лесах, не испытывая нужды в электроэнергии или телефонных линиях. Если наземная солнечная энергия и другие обновляемые источники энергии окажутся недостаточными, огромные солнечные рецепторы с орбиты смогут струить вниз практически неограниченные количества экологически чистой энергии.

Большинство регионов Третьего Мира, волей судьбы, расположено в том поясе, в котором солнечная энергия может быть наиболее эффективной. Хотя их бедность и послужит причиной некоторых первоначальных затруднений, их традиции кооперативной самодостаточности плюс тот факт, что им не будут препятствовать устаревшие индустриальные инфраструктуры, даст им компенсирующие преимущества, когда дело дойдёт до создания новых, экологически безвредных структур. Выборочно обращаясь к развитым регионам за любой информацией или технологиями, которые они сами сочтут необходимыми для себя, они смогут избежать ужасной “классической” стадии индустриализации и накопления капитала и приходить напрямую к пост-капиталистическим формам социальной организации. Влияние необязательно будет односторонним: одни из самых прогрессивных социальных экспериментов в истории осуществлялись во время испанской революции неграмотными крестьянами, жившими в условиях, схожих с условиями стран Третьего Мира.

Людям из развитых регионов также не понадобится принимать как должное муторный переходный период “заниженных ожиданий” для того, чтобы дать менее развитым регионам возможность поравняться с собой. Этот банальный предрассудок исходит из той фальшивой предпосылки, что большинство современных товаров желательно и необходимо, на том основании, что больше для других означает меньше для нас самих. В реальности, революция в развитых странах немедленно упразднит такое множество абсурдных товаров и забот, что даже если поставки определённых товаров и услуг будут временно урезаны, люди будут всё же лучше обеспечены, чем теперь, даже материально (в дополнение к тому, что они будут намного лучше обеспечены в “духовном” смысле). Как только их собственные насущные проблемы будут решены, многие из них начнут с энтузиазмом помогать менее удачливым людям. Но эта помощь будет добровольной, и большая её часть не повлечёт за собой каких-либо серьёзных самопожертвований. Для того, чтобы дарить свой труд или стройматериалы, или архитекторские знания, с тем, чтобы другие смогли построить себе дома, например, вовсе не понадобится разрушать свой собственный дом. Потенциальное богатство современного общества состоит не столько в материальных благах, сколько в знаниях, идеях, техниках, изобретательности, энтузиазме, сострадании, и других качествах, которые будут увеличиваться по мере их распространения.

Вопросы экологии

Самоуправляющееся общество естественно решит большинство современных экологических проблем. Некоторые из них первостепенны для выживания человечества; но как по эстетическим, так и по этическим причинам, свободные люди несомненно захотят выйти за пределы этого минимума и развивать богатое биологическое разнообразие.

Дело в том, что мы сможем открыть обсуждать эти темы только когда мы искореним стимулы прибыли и экономической нестабильности, которые подрывают даже минимальные попытки защитить окружающую среду (дровосеки, которые боятся потерять свою работу, хроническая бедность, заставляющая страны Третьего Мира зарабатывать на своих джунглях и т.д [6]).

Когда человеческий род обвиняют в разрушении окружающей среды, забываются специфические социальные причины. Меньшинство, принимающее решения, валится в одну кучу с безвластным большинством. Голод рассматривается как наказание природы за перенаселение, как естественный критерий, который должен идти своим ходом, как если бы было нечто естественное во Всемирном Банке и в Международном Валютном Фонде, которые вынуждают страны Третьего Мира выращивать продукцию на экспорт, а не на пищу для местного потребления. Людей обвиняют за использование машин, игнорируя тот факт, что автомобильные компании (подкупая и саботируя электротранспортные системы, лоббируя строительство автотрасс и действуя против субсидий на железные дороги, и т.д.) создали ситуацию, в которой большинству людей приходится иметь машины. Зрелищная реклама агитирует всех на снижение потребления энергии (постоянно побуждая всех потреблять всего как можно больше), хотя мы могли бы уже сейчас развить более, чем чистые и обновляемые источники энергии если бы компании, занимающиеся органическим топливом не лоббировали успешно против спонсирования каких-либо значительных исследований в этой области.

Дело не в том, чтобы обвинять главы этих компаний, они слишком увязли в системе, роста-или-смерти, которая заставляет их принимать подобные решения, но скорее в том, что следует отменить тот расклад, при котором постоянно производится такое непреодолимое давление.

В освобождённом пространстве должно быть место как для человеческих общин, так и для достаточно больших регионов нетронутой природы, отвечающих требованиям самых пристрастных экологов. Хотелось бы, чтобы между обеими этими крайностями существовали все виды изобретательных, и в то же время заботливых и уважительных, взаимодействий человека с природой. Кооперируя с ней, работая с ней, играя с ней; создавая всевозможные перемежения лесов, ферм, парков, садов, фруктовых садов, ручьёв, деревень, городов.

Большие города будут распадаться, расчищаться, озеленяться, и перестроены различными способами, включающими и превосходящими видения наиболее наделённых воображением архитекторов и градопланировщиков прошлого (которые обычно ограничивались их предположением перманентности капитализма). Во исключение, некоторые крупные города, особенно представляющие эстетический или исторический интерес, будут сохранять или даже увеличивать свои космополитические черты, являясь большими центрами, в которых будут объединяться различные культуры и образы жизни [7].

Некоторые, используя ранние психогеографические исследования ситуационистов и идеи “унитарного урбанизма”, построят сложные взаимозаменяемые декорации для того, чтобы облегчить блуждания по лабиринтам различных пейзажей, которые воображал себе Иван Щеглов, комбинации из замков, гротов, озёр комнаты способствующие грёзам почище любого наркотика, и люди будут жить в своих собственных “соборах” (Антолгия СИ, стp. 3,4 [Формуляр для Нового Урбанизма]). Другие будут более склонны к определению счастья дальневосточного поэта, как жизни в хижине у горной реки.

Если не будет хватать соборов или горных рек, можно будет выработать какие-то компромиссы. Но даже если такие места как Шартр или Йосемайт сейчас переполнены, это только потому что остальная часть планеты так сильно обезображена. По мере восстановления природных зон и преобразования человеческих обитаний в более красивые и интересные, больше не будет необходимым заселять несколько исключительных мест миллионами людей отчаявшихся в возможности избавиться от всего этого. Наоборот, многие люди могут начать стремиться в самые нищие регионы потому что именно там будут “новые границы”, на которых будут происходить самые интересные преобразования (уродливые здания будут сноситься, чтобы оставить место для экспериментальной реконструкции из выброшенных материалов).

Расцвет свободных коммун