Игорь ПОДШИВАЛОВ (Ангарск, Иркутская область)

ПАТРИАРХ СВОБОДНОЙ СИБИРИ

Этого человека и сейчас далеко не все знают, не все почитают, хотя улицы некоторых сибирских городов, в том числе Иркутска, носят его имя. рожденный в казачьем поселении на Иртыше, он всю жизнь отдал служению Родине. Родиной для него была не Российская империя, а свободная Сибирь. “Да не покидайте своими чувствами нашей Родины – Сибири, - писал он своему знакомому, казачьему офицеру, отправлявшемуся слушать лекции в петербургский университет, - Возвратиться и стать в ряды ее патриотов да будет Вашей неотразимой мечтой”.

Григорий Потанин родился 4 октября 1835 года в семье есаула Сибирского казачьего войска Николая Потанина. Есаул Николай Потанин в 1929 году сопровождал кокандское посольство, возвращавшееся из Петербурга, и написал отчет о путешествии в кокандское царство. Его записки были опубликованы в “военном журнале”, а позже перепечатаны в “Вестнике Императорского Русского Географического общества”. Так что страсть к путешествиям и научным изысканиям была у Григория в крови. Любимой книгой его детства был “Робинзон Крузо”, и он мечтал о морских путешествиях, но жизненный путь сословного казака был предопределен с рождения – в 11 лет Гришу Потанина отдали в Сибирский кадетский корпус в Омске.

Потанин не был лихим рубакой, по традиционным меркам он являлся весьма плохим казаком – шашку и нагайку ненавидел и ни разу не пустил их в дело. Зато преуспел в верховой езде и после окончания корпуса совершил свое первое путешествие. Восемнадцатилетний хорунжий Потанин вызвался сопровождать в пограничный китайский город Кульджу жалование для русского консульства в виде золотых слитков. В нем проснулся инстинкт кочевника. В дороге он вел путевые записи и собирал растения для гербария. Молодой казачий офицер мечтал оставить службу и заняться наукой, но “казаки – крепостные государства”, и ему всю жизнь предстояло провести в войске. К счастью, о необычном казаке услышал известный путешественник Петр Семенов-Тянь-шанский, хотя в то время и не получивший знаменитой приставки к своей фамилии. Будущий председатель Географического общества нашел в Омске Потанина и убеждал его поступать в Петербургский университет. Пришлось симулировать болезнь – грыжу, и в 1857 году сотник Сибирского казачьего войска Григорий Потанин вышел в отставку.

Весной следующего года он приехал в Томск и пришел к политссыльному Михаилу Бакунину, привезенному недавно из Шлисельбурга. Будущий великий анархист приветил отставного казака, давал ему книги из своей библиотеки, которую купил у декабриста Батенькова, а на дорогу выпросил для него у местного богача сто рублей и снабдил рекомендательными письмами к издателю “Московских ведомостей” Михаилу Каткову и своим двоюродным сестрам. “Милые сестры, посылаю и рекомендую вам сибирского Ломоносова, казака, отставного поручика Потанина, оставившего службу для того, чтобы учиться. Он – молодой человек, дикий, наивный, иногда странный и еще очень юный, но одарен самостоятельным, хотя еще и неразвитым умом, любовью к правде, доходящей иногда до непристойного донкихотства, говорит и делает странные дикости, но со временим оботрется. Главное, у него есть ум и сердце. Потанин так горд, что ни за что в мире не хотел бы жить за счет другого.

В нем три качества, редкие между нами, русскими: упорное постоянство, любовь к труду, и, наконец, полное равнодушие ко всему, что называется удобствами и наслаждениями материальной жизни. Надеюсь, что он не пропадет в Петербурге и в самом деле станет человеком. Приласкайте его, милые сестры, не откажите ему ни в совете, ни в рекомендации”.

Так встретились вождь мирового анархизма и вождь сибирского областничества. Потанин много вынес из бесед с Бакуниным, и, прежде всего, идею федерализма, противостоящую государственной централизации. Вместо государства с единым центром анархизм предлагает союз областей, городов, общин, который в конечном счете должен упразднить государство и власть. Потанину всю жизнь везло на необычных людей и прозорливый Бакунин в нем не ошибся.

Потанин поступил на физико-математический факультет университета и с увлечением слушал лекции по ботанике. Студенты-сибиряки создали свое землячество и жили в одной квартире. Выходец из Томска Николай Ядринцев, однокашник Потанина по кадетскому корпусу, отпрыск ханского рода Чокан Валиханов, поэт Щербина делили с Потаниным хлеб, сыр и бутылку баварского пива в студенческие годы. Вместе слушали лекции украинского автономиста Костомарова и читали статьи сибирского областника Щапова. Молодые патриоты Сибири понимали, что их Родина – колония, причем штрафная колония. Из Сибири в Россию – золото, мех, лес, рыба, а из России в Сибирь – уголовники.

Университета Потанин не окончил. На третьем курсе он принял участие в студенческих волнениях и угодил в Петропавловскую крепость, где провел два месяца. После освобождения решил вернуться в Сибирь, чтобы служить ее просвещению и процветанию. Приехав в Омск, он принял участие в “казачьем деле” - вместе с несколькими молодыми офицерами составил проект нового положения Сибирского казачьего войска и даже провел казачье депутатское собрание. Потанин стал чем-то вроде казачьего народного трибуна. Вскоре он пришел к выводу, что казачье войско – “не тот материал, из которого можно создать правильный общественный организм” и из “казачьего патриота превратился в патриота всей необъятной Сибири”.

К тому времени уже сложился круг единомышленников, живших в Томске, Омске, Красноярске и Иркутске, которых потом назвали сибирскими сепаратистами. Читали публичные лекции, создавали детские пансионы, публиковались в газетах, ходили в экспедиции. “Мы никакой организации для пропаганды наших идей не основывали, - вспоминал Потанин. - Но при случае мнения высказывали откровенно и с задором. Когда Бог пришел к мысли, что Сибирь в будущем должна отделиться, он вызвал меня к существованию”. В 1865 году в сибирских городах и в Петербурге арестовали 44 человека и свезли их в Омский острог. Началось “дело об отделении Сибири от России и образовании республики подобно Соединенным Штатам”.

На следствии Потанин отверг обвинения в возбуждении казачьего войска и в составлении прокламации “Патриотам Сибири”, но признал, что его деятельность заключалась “в воспитании в сибирском юношестве местного патриотизма посредством идеи о будущем России как независимой республики и в разработке этой же идеи в литературе и науке”. В остроге он познакомился с польским повстанцем Яном Черским, который служил в омском штрафном батальоне и навещал арестанта в его узилище. Ссыльный поляк в офицерской библиотеке читал европейских философов и естествоиспытателей и в будущем стал знаменитым исследователем Восточной Сибири.

Через три года заключения сепаратистам вынесли приговор Потанин, как главарь, получил 15 лет каторги, но срок скостили до пяти. Остальные получили ссылку и поселение. Ядринцев вспоминал, что Потанин, узнав о приговоре, продолжал спокойно читать немецкую книгу. Он сам добивался сурового приговора, который был основан лишь на его откровенном признании. Много лет спустя он объяснил свое поведение: “Я заявил, что я распространяю сепаратистские идеи, что я убедил товарищей разделять мои мысли, что все к этой идее были увлечены мной. Своим признанием я набросил сепаратистский плащ на всю компанию и дал окраску всему делу. Если бы я не сделал “откровенного признания”, могло бы окончиться так, что мои друзья Ядринцев, Шашков и другие потерпели бы больше меня, а между тем я считал себя коноводом”.

15 мая 1868 года над Потаниным была совершена гражданская казнь, как раньше поступили с Чернышевским, - ввели на эшафот и привязали к позорному столбу, затем заковали в кандалы и отправили в Свеаборгскую крепость. Ядринцева сослали в Архангельскую губернию. Сибирских патриотов выслали из Сибири. На 33-м году жизни отставной сотник Потанин оказался в Свеаборге и провел там пять лет “от звонка до звонка”. В крепости он за все эти годы не написал ни одного письма, отказался от права переписки. Осенью 1871 года его каторжный срок закончился и Потанина сослали в Вологодскую губернию, откуда он написал первое письмо ссыльному Ядринцеву.

В течение нескольких лет друзья развивают в письмах областнические идеи. Потанин обращает внимание Ядринцева на Швейцарскую конфедерацию: “Я хочу написать статейку, чтобы показать, как хорошо бывает в маленьких государствах, где все общественные деятели знают друг друга; где масса близко стоит к домашней жизни своих вождей, где и общественный деятель действует не как теоретик, часто далекий от жизни, а как участник местной жизни, где для каждого в общественных делах существует самый проницательный контроль”.

В ссылке Потанин пришел к окончательному выводу, что бюрократическая централизация есть великое зло, что имперское сознание нивелирует местные особенности и интересы. Пробудить любовь к малой родине может только педагогика, и Потанин работает над учебником родиноведения. Сначала ребенок должен узнать и полюбить свой город и село, затем область и лишь потом страну. Причем для каждой области должен быть свой учебник, чтобы ребенок, родившийся на Камчатке, не натыкался на первой же странице на описание тушканчиков и бизонов, а степняк Херсонской губернии – на рассказ о белом медведе. Учебник родиноведения должен прежде всего описсывать окрестности того города, в котором он написан, близлежащее озеро, леса, поля, животных и птиц в соседнем бору, пристань, лесопилку, винокуренный завод, фабрику и местную общественную жизнь. Сто тридцать лет прошло, но учебников родиноведения до сих пор нет, и живем мы, как иваны, не помнящие родства, потому по сей день и остаемся колонией, платим Москве ясак, какой и монгольским ханам не снился.

За спиной Потанина и Ядринцева было уже по девять лет тюрьмы и ссылки, когда они решили подать на высочайшее имя прошение о помиловании. Для них в этом не было ничего зазорного. Не только декабристы и народовольцы, даже Александр Ульянов просил о смягчении своей участи, а сибирские областники даже и революционерами в обычном понимании этого слова не были. Они были реформаторами, просветителями, либералами и никогда не стремились к вооруженному захвату власти. В августе 1874 года Потанин получил помилование и уехал в Петербург. Уехал не один. Его товарищем по ссылке был студент Лаврский, и Потанин женился на его сестре Александре, часто навещавшей брата. Прожили Потанины вместе до ее смерти, не расставаясь даже в многомесячных путешествиях по Монголии, Алтаю, Китаю и Тибету.

Потанин совершил шесть экспедиций, его имя стоит в одном ряду с именами Пржевальского, Козлова, Кропоткина, Черского, Цибикова и других. Пржевальский и Потанин делали одно дело, но по-разному. Первый был военным человеком до мозга костей, недаром монгольские кочевники называли его “толстым строгим генералом”.Он воплощал собой дух вооруженного первопроходца, колонизатора, был сродни героям Киплинга с их имперским сознанием. Это – искренний патриот отечества, лояльный к режиму и стремящийся к славе и мощи всей страны.

Пржевальский ходил в экспедиции во главе хорошо вооруженного отряда. Потанин же любил Отчизну “странною любовью”, находился в оппозиции власти и ставил интересы человека выше интересов империи. Ему претил шовинизм и насилие во имя лучшего будущего. Эту гуманистическую традицию потом продолжил Рерих. За своими научными изысканиями Потанин не забывал областнических идей. Он активно сотрудничал в “Сибирской газете” и в “Восточном обозрении”, являвшихся трибуной областников. В них, к примеру, публиковались такие шутки: “Изречения Сибирского Диогена. Почему то, что в России называется уездом, в Сибири носит название округа? Потому что из первого цивилизаторы уезжают, дабы во втором округлить свои животики”. Изучая природу Сибири, Потанин образно выразился, что “самый упорный и закостенелый сепаратист – климат”. Газету “Восточное обозрение” начал издавать в Иркутске Ядринцев. В первом номере, вышедшем 1 апреля 1882 года было открыто заявлено: “Область – вот девиз, с которым мы выходим среди других органов русской печати”. Областники добивались введения в Сибири земского самоуправления, свободы слова и печати, свободы слова и печати, свободы личности и прекращения ссылки в свой край.

Когда Потанины переселились в Иркутск, это был один из самых просвещенных городов Сибири. Здесь появилась первая в крае частная газета, открыта первая картинная галерея, отсюда на запад поставляли золото, соболей, чай, на начальное образование Иркутск тратил меньше, чем Москва и Петербург. Потанин говорил, что Иркутск был “самым музыкальным городом Сибири”, и не случайно ее называли сибирскими Афинами. В Сибирском отделе Географического общества работали многие политссыльные – геологи Чекановский и Черский, исследователи фауны Байкала Гордлевский и Дыбовский, известный народник-землеволец Дмитрий Клеменц. Потанин был душой Сибирского отдела.

В 1893 году во время экспедиции в Китай скончалась жена и друг Потанина Александра Викторовна. Летом следующего года в Барнауле погибает Николай Ядринцев. Еще раньше ушли другие областники – Николай Щукин, Афанасий Щапов, Серафим Шишков, казачий офицер Федор Усов. Потанин остался один. Не найдя общего языка с новым редактором “Восточного обозрения” Иваном Поповым, он в конце 1901 года уезжает из Иркутска в Красноярск, затем в Томск, где стараниями его покойного друга Ядринцева был открыт первый в Сибири университет. В Томске он заводит знакомства среди политических – эсеров и кадетов и даже живет на квартире юриста Петра Вологодского, в то время члена партии социалистов-революционеров, а в будущем – премьера Сибирского правительства. 12 января 1905 года в сибирских городах отмечался Татьянин день – 150-летие Московского университета. Накануне пришла весть о Кровавом воскресенье – расстреле рабочих в Питере. На банкете выступили социал-демократы и эсеры, и банкет превратился в митинг, принявший резолюцию о всеобщей политической забастовке и свержении самодержавия. Потанин, как председательствующий на банкете-митинге, был арестован. Арестован через сорок лет после своего первого ареста и накануне своего 70-летия. Через месяц старый областник был освобожден и отдан под негласный надзор полиции.

Областничество было очень влиятельным течением в Сибири, хотя никогда не было организационно и идеологически оформлено. Потанин многократно заявлял, что областники – не партия, а союз партий. Они были противниками державы с ее сверхцентрализацией, и среди них были представители разных политических сил – социалисты-революционеры, конституционные демократы. Потанин даже к социал-демократам относился сочувственно, но не к российским, а к сибирским.

28-29 августа 1905 года в Томске на квартире Вологодского состоялся съезд Сибирского областного союза, большинство на котором представляли эсеры. Отделения союза существовали в Томске, Красноярске, Омске, Иркутске, Мариинске.

А 20-22 октября в Томске произошел черносотенный погром. Городское быдло во имя “Веры, Царя и Отечества” сожгло здание управления железной дороги вместе с забаррикадировавшимися там людьми, разграбило Народный дом и общественную библиотеку. Газеты много дней печатали списки погибших, пропавших, неопознанных. Потанина, к счастью, в эти дни не было в Томске. Он позже писал, что “руководители томских вандалов вдохновились ненавистью к просвещению и науке”.

Отношение Потанина к царю и Отечеству известно. Как же он относился к вере? Григорий Николаевич был убежденным противником духовных миссий, их деятельности среди “инородцев”. Он считал, что государственная религия стесняет культурное развитие народа, не принимал насаждения любой веры – христианства, ислама или буддизма, ибо это заглушает языческую культуру, обладающую самоценностью для создавших ее народов, для их языка, обычаев, письменности.

Он не уставал проповедовать свою идею. Желанная автономия Сибири казалась такой возможной! Империя с сотнями миллионов подданных не способна обеспечить развитие каждой личности, нужно преобразовать крупные централизованные государства в союзы регионов, областей, общин, создать конфедерацию свободных земель. У него было немало последователей. В 3-й Государственной думе интересы Сибири представляли 14 депутатов во главе с Н. Б. Некрасовым. Для сравнения, только Киевская губерния была представлена 15 депутатами, а ведь ее масштаб и население не идет с Сибирью ни в какое сравнение. Депутаты-сибиряки пришли к выводу, что их родине нужен собственный парламент.

В 1915 году Сибирь отмечала 80-летие своего вождя. Томск и Красноярск избрали его почетным гражданином Сибири вместе с томским городским головой А. И. Макушиным и эсером-юристом П. В. Вологодским. Восьмой сибирский врачебно-санитарный отряд, уходивший на германский фронт в день рождения сибирского патриарха, был назван Потанинским. Его именем назвали улицы в Томске и Новониколаевске (Новосибирске).

В феврале 1917 года пала монархия. Революция была праздником. В Томске прошел военный парад, и знаменосцы склоняли войсковые знамена над головой Потанина, внесенного офицерами вместе со стулом на портик в центре Соборной площади. В эти дни Потанин напоминает обществу о необходимости увековечить память борцов за свободу и процветание Сибири. Она буквально усеяна заброшенными могилами декабристов, петрашевцев, польских повстанцев, нечаевцев, народовольцев, эсеров, социал-демократов. Да только ли могилы революционеров запущены! В Иркутске забыта могила бурятского просветителя Доржи Банзарова, в Тюмени потеряно место захоронения путешественника по Камчатке Стеллера.

1 мая 1917 года в Томске среди красных знамен впервые взвилось бело-зеленое знамя областнической Сибири. Временное правительство унаследовало от царизма великодержавные амбиции и было напугано призраком сибирского сепаратизма.

Активно выступали против сибирской автономии и большевики. Потанин быстро разглядел в большевиках злейших противников свободы. “Будет в столице одна палата из 600 членов (конечно, большевиков), которая и будет править государственным кораблем, - пророчески пишет Потанин, - А нам, обладающим “совершенным умом”, большевики скажут: ваша автономия не простирается дальше тротуаров и уличных фонарей. Большевики ставят доктрину выше человеческой жизни”. Он заявлял, что идеальный общественный строй – это тот, при котором все люди станут “вполне развитыми индивидуальностями”, а “большевизм не доверяет анархии жизни”. Никакая власть не имеет права превращать одну из частей государства в отвал нечистот и отбросов, накопивщихся в другой ее части. Борьба за интересы одного класса, которую ставят своей целью большевики, не может быть, по мнению Потанина, названа долгом человека. Большевики хотят дать каждому рабочему на обед “курицу в супе”, забывая при этом все другие потребности человека.

8 октября 1917 года в Томске открылся Первый областной сибирский съезд. В университетской библиотеке висело бело-зеленое знамя с надписью “Да здравствует автономная Сибирь!”, на съезд прибыло 183 делегата из 17 городов и 2 сел. Здесь были кадеты, эсеры, меньшевики, народные социалисты, члены алтайской инородческой партии “Алаш” и даже по одному представителю от большевиков и бундовцев. В зале сидели рабочие и крестьяне, солдаты и офицеры, чиновники правительственных учреждений и интеллигенция, промышленники и священники, торговцы и скотоводы. Эсеров было больше других – 70 человек. Съезд был представлен русскими, поляками, украинцами, татарами, евреями, немцами, бурятами, алтайцами и телеутами. Григорий Потанин открыл съезд. Советы, комитеты местного самоуправления и земские организации поддержали автономию Сибири, а вот меньшевики ушли со съезда. У них были свои планы устройства страны, хотя было и исключение – иркутский меньшевик Алексеев заявил, что “социал-демократы со своей стороны поддерживают стремление к областной автономии Сибири”. Съезд решил создать Временный Сибирский областной совет и объявить Сибирь автономной областью Российской республики. Вскоре была создана Сибирская областная Дума – тот самый местный парламент, о котором мечтал Потанин. Но в январе 1918 года большевики разогнали в Петрограде Учредительное собрание, а вскоре и Сибирскую думу. Они захватили временный областной совет и Потанин в знак протеста вышел из его состава.

Свобода Сибири была неугодна любой власти. Когда эсеры областники при поддержке чехов свергли большевиков, пришел Колчак, установивший военную диктатуру. Сибирское правительство было разогнано. Колчаку не нужны были ни областники, ни эсеры, ни члены учредительного собрания. Одних убили, других посадили в тюрьмы, третьи ушли в подполье. Старик Потанин тихо жил в Томске, он был уже очень болен. Он с болью следил за событиями, ведущими к гибели его мечты. Две государственнические силы терзали его родину. Когда в августе 1919 года Красная армия подошла к Томску, в Сибирской жизни появилось обращение: “К оружию, граждане! Банды большевистские у ворот! Сдержать или умереть! Иного выхода нет! Я дряхлый старик, но я с радостью пойду туда, куда признают возможным взять. Г. Потанин”.

В марте 1920 года чекисты расстреляли редактора газеты “Сибирская жизнь” Александра Адрианова, друга Потанина и его спутника по монгольской экспедиции. Ему было 67 лет. Потанина спасла от той же участи смерть. Он скончался 30 июня 1920 года, не дожив до 85 лет трех месяцев. Большевики не могли игнорировать это событие и посвятили великому сыну Сибири такой некролог: “Вчера утром умер Г. И. Потанин. Он был в стане наших врагов. Как общественный деятель Потанин может лишь вызвать чувство отвращения, негодования рабочих и крестьян. Он являлся орудием в руках белой своры. И мы говорим о нем не как об общественном деятеле, а как об ученом, исследователе и путешественнике. И теперь, когда мы получили известие о его смерти, мы отбрасываем прочь тот вред, который он принес рабочему классу”.

Они любить умеют только мертвых. Потанин встретил смерть в полном сознании. Вот его последние слова: Вот я умираю. Жизнь окончена. А мне жаль. Хочется еще жить. Интересно очень. Хочется знать, что будет дальше с милой Россией. Как хорошо, что он этого не увидел.

Хостинг от uCoz