Библиотека СКТ: Лоренц Шреттер ГЛОБАЛИЗАЦИЯ
Экономические преобразования дали старт глубоким изменениям, которые неизбежно будут оказать резкое и всеохватывающее влияние на нашу политическую и общественную систему. Экономические и политические процессы вызывают, в частности, дерегулирование трудовых отношений и разрушение социального государства. Где конец этим преобразованиям, никто не знает. Поскольку такое развитие направлено против все большего числа людей и их реакция непредсказуема, социальный демонтаж сопровождается демонтажем демократии и расширением могущества экономических кругов... Резкость, быстрота и отсутствие тормозящей оппозиции позволяет дальше и решительнее продвигаться вперед вопреки "растущей группе людей, находящихся в неуверенном экономическом положении" (Мюллер). "Экономика пожирает демократию" еще быстрее, если массы погружаются в фатализм и "становится ясно: выступать против глобализации - все равно, что жаловаться на плохую погоду" (Пипер). Но причины глобализации следует искать не в надчеловеческих силах рынка, а в решениях, принимаемых на международных встречах, и в технологическом развитии. Эти факторы и породили тот натиск, о котором пойдет речь...
В современном мире заинтересованность в экономическом росте больше, чем заинтересованность в том, чтобы обеспечить всех людей всем необходимым. Если, как предрекают, 20% населения, работающего по найму, будет достаточно для мирового капитализма, возникает вопрос, какой же интерес будут иметь остальные 80% в сохранении мирового капитализма, если они не будут иметь никаких жизненных и социальных гарантий?
Н.Пипер писал в газете "Цайт" 5 апреля 1996 г.: "Уже при жизни Карла Маркса мир был глобальной деревней: пароходы, железные дороги, телеграф, строительство Суэцкого канала сделали земной шар меньше". Это наводит на мысль, что как тогда, так и сейчас речь идет об одном и том же процессе, пусть и в других условиях. Но термин "глобализация" вводит в заблуждение, поскольку многие сложные и частью противоречивые процессы, характеризующие новое экономическое и политическое положение в мире, оказываются на втором плане. В первую очередь под глобализацией понимают глобальное объединение рынков и хозяйственных систем. В 1973 г. дерегулирование денежной системы на мировом финансовом рынке положило начало повороту к неолиберализму. Благодаря отмене привязки валют к золотому доллару, возникли надгосударственные финансовые рынки. Благодаря микроэлектронным дигитализированным информационным и коммуникационным возможностям резко возросли объемы информации, что позволило устанавливать международные контакты в более широком объеме и одновременно намного быстрее.
С 80-х гг. в экономику ринулся стремительный поток денег и технологий, сделавший возможными гибкий перенос производства в другие регионы и структурные экономические изменения. "Мировой рынок означает сегодня близость, высокую плотность и интенсивность транснациональных связей..." (Альтфатер). Например, для ФРГ это может означать, что интенсивные в смысле создания стоимости ключевые функции производства (например, исследование и развитие, дизайн, финансовое хозяйство) остаются на ее территории, а наиболее приближенные к производству сферы, интенсивные с точки зрения зарплаты, будут перемещаться в азиатские регионы роста. Происходит более плотное хозяйственное переплетение между Японией, Северной Америкой и Европейским Союзом, то есть так называемой триадой метрополий, к которой примыкают некоторые государства азиатско-тихоокеанского региона, так наз. государства-"тигры" с их гибким народным хозяйством. Развитие последних 10 лет выявляет растущую концентрацию торговли и производства на метрополиях, что, казалось бы, делает мировое экономическое пространство не столь уж глобальным. Но уже наготове технический потенциал, который позволит втянуть в него последний самый отдаленный закоулок Земли, если этого потребует экономическая экспансия или передвижка в существующих блоках. В этой связи важную роль играет наука, связанная с исследованиями генов и атома - она завоевывает микромир и устраняет последние "белые пятна". Все патентуется, воплощается в технику и ставится на службу прибыли.
И все же центр и периферия продолжают существовать во все более резком обличье. "Оборотной стороной стала почти ужасающая маргинализация целых регионов мировой экономики, прежде всего Африки" (Бишофф). Но и это состояние противоречиво: на периферии внедряются производственные островки, интенсивные с точки зрения зарплаты, в то время как в метрополиях можно наблюдать все более сильные признаки периферии, скажем, неграмотность и обнищание. Вследствие этого переплетения и интернационализации транспортных, информационных и коммуникационных возможностей, капитал может действовать все более автономно, и не привязан тесно к определенным местам размещения производства. Наконец, исчезновение биполярности мира и "соревнования систем" в 1989 г. привело к расширению сферы влияния капитала. Утвердился термин "новый экономический порядок". Во время конкурентной борьбы между западным капитализмом и восточным "госсоциализмом" Запад был вынужден поддерживать определенный социальный уровень; после краха "реального социализма" это уже не нужно.
Инновационные технологии как мотор глобализации
Благодаря развитию микроэлектроники, сформировались новые производственные силы, которые позволяют находить рынки во всем мире с помощью спутниковой связи и новых управленческих и коммуникационных потенциалов. Становится возможным непосредственное сравнение цен и качества продукции, поскольку "...почти повсюду... можно внедрить одинаково высокий уровень технологии и соответственно производить высокоценные продукты" (Реснер). Это ставит под вопрос преимущества, которыми обладали в конкурентной борьбе развитые индустриальные страны. В Китае печатаются немецкие телефонные книги; в Сингапуре - немецкий театральный журнал, который через Карибы доставляется в ФРГ; в Индии переводятся книги, которые через компьютерные сети попадают в другие страны и на другие континенты... "Гибкость массового производства обеспечивается вариативной автоматизированной технологией и новыми технологиями организации и управления, которые к тому же делают возможной реорганизацию процесса создания прибавочной стоимости на уровне, выходящем за рамки отдельных предприятий" (Бишофф). С помощью этих современных технологий можно комбинировать в каждом случае наиболее выгодные с точки зрения издержек национальные зоны размещения производства. И, наконец, можно приспособить продукты к индивидуальным запросам, как это демонстрирует широта предложения в автомобильной индустрии. Бишофф считает системную технологию определяющим признаком, "моментом качественного скачка в новых концепциях рационализации". Для служащих и рабочих (в том числе в lean production) это означает, что их будут все больше "вытеснять посредством рационализации... с опорой на компьютер, то есть косвенно и с помощью микроэлектроники" (Курц).
Вследствие исчезающе малых транспортных издержек и описанных выше методов отдельные национальные государства ввергаются в конкурентную борьбу друг с другом (за инвестиции), а транснациональные предприятия могут ориентироваться на то, "...где, например, благоприятнее налоговые и финансовые возможности, ниже экологические стандарты и зарплатные и социальные издержки" (Реснер).
"Если говорят о глобализации, то, как показывают дебаты о местах размещения производства, в большинстве случаев речь идет, в первую очередь, не о сфере реальной экономики. В центре находятся финансовые рынки", - пишет Й.Бишофф. На перестройку финансовых рынков "...крупные предприятия реагируют изменением деловой политики...". Для регулирования мировых финансовых рынков и мировой финансовой системы в 1973 г. была создана децентрализованная конструкция - финансовые центры с "дуалистической структурой". С одной стороны, "...в значительной мере нерегулируемый, свободный от государства международный сектор...", с другой, "...конкурирующие друг с другом финансовые системы национальных государств" в метрополиях. Доминирующие интернациональные монетарные торговые центры при этом "...оказывают растущее давление на национальные валютно-финансовые системы". Этот первый, интернациональный уровень - в том числе из-за недостаточного подкрепления реальными производственными процессами, фабриками, благами и товарами - превратился со временем в "пузырь" (Курц), в "спекулятивный карточный домик" (Альтфатер). Из обращающихся "ежедневно 1000 миллиардов долларов США... только около 1% необходимо для покрытия мировой торговли" (Альтфатер). Происходящее с 1973 г. отделение глобальных финансовых потоков от реального кругообращения товаров и услуг и ликвидация золотого обеспечения валют привели к тому, что "...ни одна страна не была больше обязана соблюдать валютную дисциплину и реальный паритет производительности... Всемирную валютную систему заменили всемирной потребительской кредитной машиной!" (Ханкель).
Экономическая, социальная и финансовая нестабильность и проявления распада - это непосредственная реакция на "мировой денежный порядок". Отсутствие валютной автономии национальных государств при переводе национальных валют в иностранные и "потребительская кредитная машина" "международного банковского сообщества" с ее чудовищным ростом интернационального денежного и финансового капитала оказывают воздействие на политику предпринимателей, прежде всего концернов. Поскольку национальной валютной автономии больше нет, а обменные курсы нестабильны, что создает постоянный риск убытков, все больше и больше предпринимателей вкладывают деньги "посредством экспорта капитала поближе к рынку... К тому же многонациональные предприятия... могут иметь множество национальных адресов, стремясь стать интернациональными тысяченожками со многими национальными ножками" (Фишер).
Рекордные прибыли без общественного распределения
Несмотря на стагнацию спроса на рынках, такие концерны, как "Фольксваген" или "Байер", сообщают о рекордных прибылях. Доходы "Фольксвагена" увеличились по сравнению с 1995 г. в два раза, доходы "Байер" возросли по сравнению с 1995 г. на 18% и "...после блестящих операций 1996 г. компания снова (!) празднует рекордный год" ("Юнге Вельт"). Этот процесс происходит и на международном уровне, поскольку глобализация производства приносит концернам огромные прибыли. Так, доходы 500 крупнейших фирм мира в 1994 г. выросли на 62%, а в 1995 г. еще на 15%. Они получены не столько за счет производства, сколько за счет спекуляций, например, ценными бумагами на мировом финансовом рынке. В сфере производства с растущим успехом предпринимаются попытки смягчить воздействие экономического кризиса с помощью удешевления рабочей силы. Деньги, нажитые во всемирных финансовых спекуляциях, лишь в малой степени вкладываются в машины и фабрики. "За последний год лишь 62 пфеннига из 1 марки собственных средств финансирования использовались для материальных вложений капитала. Прибыли все больше вкладываются на мировых финансовых рынках" (Хикель). Эти прибыли остаются недоступными для финансирования социальных расходов и не облагаются налогами, как, например, зарплата; они недоступны государству. Социальное обеспечение осуществляется за счет рабочих и служащих, а их количество, несмотря на все усилия создать новые рабочие места, не растет. А от этого количества в значительной мере и зависит финансирование социальной политики.
Национальное социальное государство на переломе
Описанная выше ситуация показывает, что глобализация все больше посягает на автономию действий национальных государств, особенно в социальной сфере. По мере того, как проблемы во все большей степени переносятся на наднациональный или на субнациональный уровни, государство все менее способно контролировать национальный уровень. Наиболее заметно это было до сих пор в связи с обсуждением экологической угрозы. Боб Джессоп отмечает, что "полномочия принимать нормативные... решения передаются наверх, наднациональным органам". Происходит "интернационализация национального государства". Национальное регулирование социальной политике приносится в жертву "...мнимым императивам международной конкурентоспособности".
После того, как капитализм попал в экономический кризис, и рост производства захлебнулся, ставка, в конечном счете, была сделана на "свободное развитие рынков". До сих пор капиталистическая экономическая система "социально обволакивалась" государственным вмешательством. Теперь это меняется. С началом переговоров по ГАТТ в Уругвае в 1986 г. на наднациональном уровне начали устранять ограничения и препятствия на пути глобальной капиталистической экономики. Всемирная торговая организация призвана наблюдать за соблюдением обязательств государств-участников на национальном уровне. Скользкость финансовой системы и необузданное транснациональное расширение фирм и концернов или угроза такого расширения возрастают и оказывают во всех странах все больший нажим на наемных работников, которые считают правителей своих национальных государств своими компетентными представителями. Еще примерно десятилетие назад экономика была ориентирована на внутренний рынок, и при чрезвычайных ситуациях в каком-либо секторе или в какой-либо отрасли на национальном уровне было возможно спасительное государственное вмешательство. Но на транснациональном уровне не существует "всемирной социальной перераспределительной инстанции" для "национальной экономики", попавшей под колеса "тотального мирового рынка" (Курц), чтобы как-либо помочь ей. Тут лишь подсчитывают "беспощадно проценты и проценты на проценты".
Рыночная экономика в территориальных границах?
Под влиянием объединения стран метрополии в блоки (Североамериканская зона свободной торговли, Европейский союз и т.д.), ратификации договоров Всемирной торговой организации (об облегчении доступа к рынкам), и т.п. территориальные границы государств стали проницаемы для экономики. То, что было возможно для финансового капитала с середины 70-х гг., должно теперь распространиться не только на изготавливаемые продукты, но и на целые производства. Происходит "эффективное устранение межгосударственных границ для денег и капитала" (Найер). Утратил ли капитал национальную привязку, или, иными словами, можно ли быстро убрать одну из "многочисленных национальных подпорок", если она будет казаться неудобной? Если "...председатель наблюдательного совета "Даймлер-Бенц" Э.Ройтер грозит перенести производство за границу, возможно, в Россию, где есть достаточно обученных, здоровых и (как он надеется) покорных рабочих" (Чомский), то это показывает, какими прозрачными стали барьеры. Ведь то, о чем заявляет г-н Ройтер, многие фирмы уже сделали. То, что происходит между США и Мексикой, ежедневно происходит и между ФРГ и Польшей. В Мексике непосредственно вблизи границы расположены фабрики, "...где на импортированных машинах обрабатывается или монтируется также импортированные сырье и полуфабрикаты, а целые изделия снова экспортируются", заявляет мексиканское министерство торговли. Такие предприятия оказывают давление на социальный уровень, налоговые поступления, экологические предписания, зарплату и профсоюзную деятельность, особенно в странах, откуда осуществляется импорт оборудования, сырья и полуфабрикатов.
Если присмотреться к германо-польской границе, которая весьма похожа на американо-мексиканскую, то можно увидеть, какова функция таких границ. С одной стороны, границы создают саму возможность для отграничения больших масс мобильных людей, для торможения потоков мигрантов и (или) для промышленных субсидий, поощрения экспорта, налоговых послаблений для тех, кто больше получает и т.д. С другой стороны, национальная территория развитых стран все больше становится своего рода лоскутным одеялом из регионов со специфическими, более или менее привлекательными факторами для размещения производства, которые также соревнуются за конкурентоспособность и привлекают инвестиции. Это используют в своих интересах предприниматели, ведь они могут "в долгосрочной перспективе... удержать свои экспортные позиции только в том случае, если, по меньшей мере, часть цепочки производства стоимости от сырья до готового продукта укоренена на экспортных рынках" (Альтфатер).
Территориальные и национальные оппозиционные инстанции не образуют общую экономическую сеть и не обеспечивают общих решений или соглашений, которые сделали бы возможными меры политического вмешательства или регулирования планетарной экономики. "Действительно ли удастся создать мировой порядок по образцу Третьего мира - с высокопривилегированными островками благосостояния (иногда довольно большими - вплоть до целых богатых стран) в океане нищеты, с тоталитарными механизмами власти внутри демократических форм?" - задает вопрос Чомский. Для экономики границы играют все меньшую роль, но она (экономика) извлекает выгоду из социальных, общественных проявлений этих границ.
Дискуссия о размещении производства - мнимые дебаты?
Что такое место размещения производства: бессмысленный термин или же решающий критерий для того, что бы не оказаться среди тех, кто экономически проиграет? Часто возникает впечатление, что в основе аргументации лежит скорее точка зрения, нежели объективное рассмотрение ситуации. "Капитал исследует, производит, финансирует и продает именно там, где условия и возможности получения прибыли наиболее благоприятны", - констатирует Барбара Шрайбер. Аргументация насчет благоприятного места для размещения производства дает представителям экономических интересов мощное средство давления, которое несомненно позволяет изменить соотношение сил: ведь "чем беспрепятственнее может осуществляться движение товаров, услуг, рабочей силы и капиталов, тем труднее будет сохранить особые национальные правила, которые ограничивают конкурентоспособность соответствующих мест размещения производства. Выравнивание уровней или принятие норм, ориентированных на наиболее низкий стандарт, запрограммировано" (Шрайбер).
После того, как были сформированы и созданы технические, экономические и правовые условия, "стало возможным непосредственное сравнение мест размещения производства..." (Рёснер). При этом "...в международном разделении труда в ХХ веке предпочтение оказывается скорее не тем странам, которые вынуждены экспортировать сырье, а тем, которые могут выходить на мировые рынки инновативно в техническом и организационном смысле с новыми продуктами, произведенными квалифицированной рабочей силой" (Альтфатер).
Проблема состоит во все большем разрыве между социальными и экономическими процессами. Политическая сторона делает все, чтобы проложить дорогу планетарной экономике (например, 128 стран в 1994 г. подписали в Уругвае договоренность о всемирном соглашении по тарифам и торговле - ГАТТ), а социальные и экологические расходы (на образование, медицинское обеспечение, здравоохранение, поддержку безработных, защиту и очистку окружающей среды и т.д.) подчиняются экономическим критериям рентабельности, т.е. попросту сводятся на нет.
Отбрасывание основ социального государства
Важнейшими сферами деятельности национального государства, согласно Альтфатеру, являются защита от "негативных тенденций на мировом рынке", возможность снижения или повышения процентной ставки и "национал-государственное формирование уровней заработной платы (...), обменных курсов и цен". Эти области вышли из-под контроля национального государства. Национальная валютная автономия утрачена, что привело к потере "монетарной защиты с флангов" (Ханкель) со стороны национального государства. В связи с этим растет и бессилие в вопросах защиты государства благосостояния и позитивного воздействия на занятость. Иными словами, национальное государство потеряло экономический суверенитет. "Суверенитет национальных государств состоит в постижении политическим классом закономерностей мирового рынка и в способности следовать им с помощью стратегии конкуренции" (Альтфатер).
"Она основывается на новых формах организации работы предприятий, то есть "увеличении ценности труда", групповой работе, кружках качества, ответственном включении "гибких" структур наемного труда в процесс производства и технологическом наступлении, которое базируется на введении новых информационных технологий и технологий обработки данных, новых продуктов и опыта - например, опыта биотехнологической перестройки аграрного производства", - так суммирует стратегию конкуренции Йоахим Хирш. В какой мере удастся узаконить такой подход, пока неясно. Возможно, такого рода стратегия сможет пробить себе дорогу, ссылаясь на (самосозданную) чрезвычайную экономическую ситуацию в мире и снижение ответственности "национальных хозяйств", за происходящие экономические процессы. На государства теперь ложится лишь задача выполнения "требований конкуренции" и приспосабливании к ней "национальных хозяйств" и общества (Деппе). Совершенно ясно видно, что же должно остаться после "соревнования систем": частично субсидируемая, не имеющая никаких границ экономика, в которой прибыли приватизированы, а груз убыточных секторов должно нести общество.
Бесконечная история капитализма
Сегодня предполагается, что история окончена, капитализм провозглашается единственно возможной формой экономики. Прошло добрых сто лет с тех пор, как политический класс начал проводить социальную политику. Сегодняшняя политика носит обратный характер: без соответствующего лобби и при господствующей вере в капитализм социальная политика грозит лишиться всякого значения. Политическая и хозяйственная часть общества, воплощенная в концернах, банках, предпринимательских союзах, политиках и в значительной степени также и в профсоюзах, пытается бороться с продолжающимся кризисом с помощью постепенной ликвидации обеспеченного государством минимального жизненного стандарта. В каждой сфере жизни вводятся нормы капиталистической экономики, для преодоления кризиса накопления все чаще применяют соотношение выгод и издержек. Это можно наблюдать в области культуры, средств информации или образования. Такое развитие ситуации принимается обществом с явной "добровольной покорностью" (Хирш). Общества имеют тенденцию подчиниться глобальному капитализму, не задаваясь в этой связи вопросами относительно его происхождения и не пытаясь приблизиться к пониманию причин этой реальной или мнимой необходимости.
С альтернативами дело обстоит еще хуже, по крайней мере, после того, как иные, отличные от капитализма формы политики и экономики стали казаться немыслимыми после краха Восточного блока, и возникло "...фаталистическое и радикально антиутопическое сознание..." (там же). С другой стороны, нынешние процессы охотно описываются как революционное изменение всех сфер жизни, а в качестве сопутствующего явления восхваляется "...государство, решительным образом расширившее свои полномочия в области слежки и контроля". (Хирш).
Утопия всемирного социального общества
Было бы абсурдно пытаться на уровне национальных государств найти решение всех этих проблем, являющихся результатом деятельности мирового рынка Экономика все больше соединяется в сети в глобальных центрах, но согласования социальных стандартов не происходит. Глобальные ответы могут быть даны и осуществлены только профсоюзами, отказавшимися от "соучастия в управлении", социальными движениями, безработными и другими - всеми теми, кто обладает интернациональным самосознанием. Отсутствие интернационализации трудящихся классов затрудняет согласование их действий в глобальном масштабе. При нынешних обстоятельствах трудно предотвратить, например, ситуацию, при которой трудовые коллективы настраиваются друг против друга, как это имеет место на "Фольксвагене". Интернациональная организация позволила бы уравновесить растущую монополизацию капитала, правящие классы которого договариваются между собой через ГАТТ, ЕС и другие институты; она усилила бы пробивную силу наемных тружеников. Если каждое контрдвижение останется националистическим и антисолидарным, "труд станет во всем мире дешевым, как дерьмо" и в интернациональном масштабе утвердятся наиболее низкие жизненные стандарты.
Погрязли ли мы уже в "ловушке глобализации"? Борьба за сохранение социальных завоеваний, вроде недавних мощных забастовок во Франции и в других европейских странах - показывает, что сопротивление (все еще?) существует. Трудно судить о том, не есть ли это последние конвульсии, тогда как общественный организм уже разложился на составляющие, на атомизированных индивидуумов. Или же, например, подобные движения смогут стать отправной точкой, базой для сопротивления глобализации. Почему, по крайней мере, в Европе не возникает солидарная сеть профсоюзов, которая положит конец конкуренции в контрактах на предприятиях? Вместо этого главным образом предпринимаются попытки оборонять существующие рабочие места. Не пришло ли время и безработным начать профсоюзную политику? При взгляде на эти вопросы становится видно, что мы идем к "...расчетной исторической точке, ... в которой происходит перелом... могущий стать переломом в катастрофе" (Цинн). Мы как раз в центре происходящего. Вопрос в том, насколько при этом переломе предопределено то, что мы не можем заменить или реформировать существующее общество. Поскольку, как констатирует Альтфатер, "...не существует границы, за пределами которой капиталистический рост прекращается и экспансия останавливается, даже если внешние границы достигнуты...", на место активной борьбы может придти только фаталистическое ожидание катастрофы.
Scwarzer Faden, 2\ 1997