Библиотека СКТ:    Мюррей  Букчин    РЕКОНСТРУКЦИЯ ОБЩЕСТВА  на пути к зеленому будущему

Murray Bookchin REMAKING SOCIETY  Pathways to a Green Future 

Перевод  Ольги Аксеновой

КАК ПОЯВИЛАСЬ ЭТА  КНИГА

Я давно хотел написать небольшую книгу, которая бы вместила мои взгляды на проэкологическую перестройку общества (remaking society). Мне (как и многим моим друзьям) казалось, что существовала необходимость высказать все те идеи, которые я выдвигал в несколь­ких капитальных трудах, в одной небольшой, страниц на 200, работе. Такая книга не была бы трудно читаема для образованных читателей, интересующихся социальной экологией.

Но окончательно заставил меня написать эту книгу один непри­ятный эпизод, произошедший в начале июня 1987 года. В это время я был удостоен чести быть основным докладчиком на шестидневном на­циональном собрании американских зеленых в Амхерсте, штат Мас­сачусетс. Собрание вызвало неожиданный интерес у средств массовой информации - и было за что. Около двух тысяч человек по крайней ме­ре из 42 штатов прибыли в Амхерст, чтобы обсудить теоретические и практические задачи зеленого движения в США. Это было крупнейшее собрание независимых американских радикалов за много лет. Будучи в основном противниками капитализма, эти зеленые тем не менее хоро­шо знали настроения соседских и рабочих сообществ. Они представля­ли широкий спектр радикальных групп Америки и отражали их на­дежды и проблемы.

Во время собрания произошло около 12 пленарных заседаний, в которых принимали участие от 500 до 1000 человек, и значительное количество семинаров (секций), где обсуждались различные темы, как редкие, вроде этики в экологии, так и распространенные - феминизм, расизм, империализм, экономическая демократия. Были затронуты фактически все социальные проблемы, которые интересны быстро растущему зеленому движению Америки. Горячо обсуждались вопросы участия или неучастия в выборах, образования блоков с другими пар­тиями или независимости зеленого движения, ставки на революцию или реформу, - в общем, все те вопросы, которые потом не раз подни­мались на крупных радикальных собраниях.

В этих дискуссия ч также проявились некоторые новые тенденции и направления мысли, которые казались исключительно американски­ми. Но, я думаю, что эти тенденции появились или вскоре появятся у зеленых (а возможно, и у других радикалов) и за пределами штатов.

Я могу описать одну из этих тенденций, рассказав о случае, кото­рый взволновал меня. Он произошел, когда участники, собираясь после обеда в небольшие группы на широкой лужайке, обсуждали в не­официальной обстановке события дня. Дюжий молодой человек из Ка­лифорнии довольно сбивчиво говорил о необходимости "подчиняться законам природы", "покорно следовать" (если я правильно помню его выражение) "приказам природы". Его поначалу риторический, а затем становившийся все более резким монолог сильно смутил меня.

Его лексикон напомнил мне то, как противники экологического движения употребляли те же самые выражения, считая, что природа должна "подчиняться" нашим приказам и ее законы должны быть ис­пользованы для подчинения природы человеку. Мне было ясно, что молодой калифорниец, бомбардировавший меня своим как бы эколо­гическим словарем, и современные прислужники холодных богов нау­ки, считающие, что человек должен безжалостно контролировать при­роду в своих собственных интересах, не смотря на кажущуюся проти­воположность их взглядов, имели нечто общее в основе своих рассуж­дений. И те, и другие употребляли слова, выражающие доминирование и подчинение. Как калифорнийский "зеленый" верил в то, что человек должен быть подчинен природе, так приверженцы сциентизма считают, что природа должна подчиняться человеку.

Калифорниец, по сути, призывал превратить взаимоотношения между людьми и природой в отношения подчинения с людьми в качестве объектов подчинения, в то время как его оппоненты (обычно крупные промышленники, финансисты и апологеты современного корпоративного общества) предлагают превратить в объект подчинения весь живой мир. Тот факт, что у человечества и природы одна судьба, основанная на подчинении иерархическому менталитету и обществу, ускользнул от внимания калифорнийца с его упрощенным призывом "подчиняться природе и ее законам".

Сильно обеспокоенный тем, что человек, считающий себя зеле­ным, может говорить так похоже на своих оппонентов, я решил задать ему прямой вопрос:

- Что, по-вашему, является причиной современного эколо­гического кризиса?

Его ответ был очень тверд:

- Человечество! Люди ответственны за экологический кризис!

- Вы считаете, что цветные, женщины и низшие слои общества, а не корпорации, сельскохозяйственный бизнес, правящие элиты и ин­ститут государства служат причиной экологических дисбалансов? -спросил я в изумлении.

- Да. люди, - ответил он еще более горячо. - Все! Они перенасели­ли землю, загрязнили планету, растратили ее ресурсы,- они прожорли­вы, как крысы! Корпорации существуют для того, чтобы давать людям то, что они хотят.

Я думаю, что наш спор мог бы кончиться плохо, если бы он не отвлекся на происходившую рядом игру в волейбол и не принял бы в ней участие.

Я не могу забыть этот разговор. Он часто вспоминается и до сих пор, так как такие идеи очень распространены среди многих инвайронменталистов, которые воинственно называют себя радикалами.

Наиболее примечательной чертой такого образа мыслей, однако, является не только схожесть с тем, как рассуждают противники зелено­го движения. Более серьезно и опасно то, что он отвлекает внимание от роли общества в экологическом кризисе. Если люди как вид ответ­ственны за нарушение окружающей среды, то оно (нарушение) пере­стает быть результатом нарушений социальных. Создается мифическое "человечество" - включающее в себя и угнетаемые этнические мень­шинства, и женщин, и граждан стран третьего мира, и население ста­рого света, - в котором все соучастны с правящей элитой в создании экологического дисбаланса. Таким образом, хитро маскируются соци­альные корни экологических проблем. Создается новый, биоло­гический "первородный грех"; неопределенная группа живых существ -"человечество" - рассматривается как деструктивная сила, которая угрожает выживанию всего живого мира.

Рассматриваемые просто как вид, люди, таким образом, превра­щаются в зоологическое явление, подчиняющееся "биологическим за­конам", которые предположительно определяют "борьбу за существование" в природном мире. Например, голод может быть объяснен про­стым биологическим понятием "недостаток пищи", вызванный "перенаселением". Война объясняется "кризисом", вызванным "перенаселением", или необходимостью "жизненного пространства".

Таким образом, мы можем объяснить все беды человечества - го­лод, войну, болезни, - как "естественный отбор" (чистки?), которому человечество подвержено из-за необходимости сохранять "природный баланс". Мы можем с удовольствием забыть о том, что бедность и го­лод, которыми страдает человечество, вызываются корпоративной эксплуатацией людей и природы сельскохозяйственным бизнесом и со­циальным давлением. Люди, видите ли, всего лишь вид, как куницы, кролики и т.п., подчиняющиеся неумолимым "законам природы".

Если рассматривать людей с той точки зрения, что все формы жизни биологически равнозначны, не смотря на их уникальные свойства, то люди становятся равнозначны саранче или, скажем, бак­териям - как серьезно доказывается приверженцами такой точки зрения - и одинаково взаимодействуют с так называемыми "природными за­конами".

Молодой калифорниец, который представил эти взгляды, выра­зил только наиболее общие понятия, которые составляют эту разви­вающуюся идеологию. Вполне возможно, что он относится к тем людям, которые считают, что нужно оставить африканских детей умирать от голода. Или, что не менее порочно, считают, что следует привет­ствовать СПИД как средство уничтожения "лишнего" населения. Или (более шовинистично) что "эмигранты" из Латинской Америки (часто туда же причисляются и индейцы, чьи предки пришли в Америку ты­сячи лет назад) должны быть выгнаны, так как они угрожают "нашим" ресурсам.

Представленная в такой грубой и расистской форме, используя слово "наши", обозначая Америку, чьи ресурсы в действительности принадлежат горстке гигантских корпораций, эта точка зрения, похо­же, чужда большинству американцев. Тем не менее, давая простые, чисто зоологические ответы на сложные социальные вопросы, она приобретает растущее число сторонников в основном среди наиболее реакционных слоев, которые всегда говорили о "природе" и ее "законах", подменяя этим изучение реальных социальных истоков и явлений.

Искушение уравнять людей, которые живут в сложных, сильно разделенных и институционализированных обществах, с обычными животными, отражается в кажущихся утонченными аргументах, кото­рые часто скрываются под маской "радикальных" экологических фило­софий. Возрождение нового мальтузианства, которое утверждает, что уровень роста населения обгоняет уровень роста количества продук­тов, является наиболее зловещим признаком.

Миф о том, что рост населения, например, в Судане, ведет к го­лоду (хотя суданцы запросто могли бы прокормить себя, если бы кон­тролируемый Америкой Мировой банк и Международный валютный фонд не заставляли бы их выращивать хлопок вместо злаков) пред­ставляют типичные аргументы, которые приобретают все большую популярность среди многих инвайронменталистов. "Мы должны дать природе все регулировать самой" - высокомерно говорят представите­ли привилегированных Европы и Америки, выступающие как теорети­ки "законов природы" - как будто корпорации банков и сельскохозяй­ственного бизнеса и определяют курс природы.

Хитрой формой этого нового "биоцентризма" с его антигума­нистическим представлением о равнозначности людей, грызунов и му­равьев является растущее движение "глубинной экологии" "Глубинная экология" распространена среди благополучных людей, которые вы­росли на обрывках восточных культов, смешанных с голивудскими и диснеевскими сказками. Американский средний ум и так достаточно бесформенен, без нагружения его "биоцентрическими" мифами буд­дистского или даосского толка о вселенском "единстве", таком кос­мическом, что люди со всеми своими разделениями растворяются во всеобъемлющем биоцентрическом равенстве". Представляемая как лишь одна форма жизни из многих, бедняки и нищие становятся очень удобными объектами полного уничтожения, если они социально заме-нимы, или жестокой эксплуатации, если они могут быть использованы для улучшения жизни элиты. Соответственно, понятия "единства" и "биоцентрической демократии", становятся благочестивой формулой для подавления, унижения и даже уничтожения людей.

Наконец, экологическая мысль не обогащается безрассудным смешиванием таких разных религий, как буддизм, даосизм и христиан­ство, также как не следует путать еврейского мыслителя Спинозу с апологетом нацизма Хайдеггером. Заявлять, как Арне Нэш, патриарх "глубинной экологии", что "основные принципы "глубинной экологии" взяты из религии и философии", значит признавать отсутствие связи с социальной теорией.

Этой смеси "биоцентризма", антигуманизма, мистицизма и рели­гии с ее следованием "природным законам" достаточно, чтобы "накормить" особо реакционные атавистические тенденции, несмотря на ссылки на "децентрализацию" и "неиерархическую структуру" "глубинной экологии". Это напоминает о еще более экзотическом дви­жении, просочившемся в экологическое. Я имею в виду парадоксаль­ное стремление к новой теистической "духовности". Хотя слово "духовность" часто означает действительно глубокое понимание при­роды и ее тонких взаимосвязей, нужно охранять ее от вырождения в атавистическую одностороннюю форму природной религии с богами, богинями и, конечно, с новой иерархией священников. Мистические вариации феминизма, также как и экологическое движение в целом, увы, показали себя достаточно уязвимыми с этой стороны. Наивный натурализм, которому с такой готовностью служила экология, может быть вытеснен сверхприродным мировоззрением, которое изначально чуждо природному самооплодотворению и самовоспроизводству.

Можно резонно спросить: почему природный мир должен обяза­тельно быть населен богами и богинями, когда природная эволюция показывает свою волшебную силу, создавая такое богатство и разнообразие форм жизни? Разве этого не достаточно, чтобы чувствовать восхищение и уважение? Разве не является грубейшей формой антро­поцентризма (проекция человека на все природное, что вызывает столько презрения среди экологов) население природы богоподобными формами, созданными человеческим воображением, во имя эколо­гической "духовности"?

Обожествление и почитание какого-либо существа, естественного или сверхъестественного, всегда является самоунижением, что в ко­нечном счете ведет и к социальному унижению.

Не одна цивилизация, имевшая "природных богов", доказала свою несостоятельность, так как эта вера была цинично использована правящими кругами для поддержки жестких, деспотичных и античеловечных социальных иерархий. Когда люди начинают падать на колени перед каким-либо существом, которое "выше", чем они сами, иерархия празднует свой первый успех в битве со свободой, а люди го­товят свои спины для социального давления, которое им придется вы­держивать.

Я заговорил о некоторых вопросах, поставленных мизантро­пическими и антиэкологическими течениями в экологических движе­ниях, вовсе не для того, чтобы опорочить само движение. Совсем на­оборот: я хочу удалить эти метастазы, чтобы показать, что движение способно это преодолеть и идти вперед. Причина написания этой кни­ги - желание продемонстрировать то, что экология, подкрепленная со­циальной критикой и представлениями о социальной реконструкции, может показать пути продвижения к такой перестройке общества, ко­торая подойдет и природе, и человеку.

Однако никак нельзя достичь такого критического отношения и этих четких представлений, шарахаясь от одной крайности - полного подчинения природы человеку - к другой и объявляя человечество па­разитом на мистическом "теле природы". Мы должны прекратить си­деть в идеологической катапульте, которая периодически бросает нас от одной причуды к другой, от абсурда к еще большему абсурду.

Очень соблазнительно вернуться к радикализму прошлых лет, когда безусловные догмы были подтверждены социально и вокруг них был этакий ореол романтического бунта. Я вырос в ту эпоху, и мне это очень близко по духу, но, к сожалению, в наше время такой возврат неосуществим. Традиционная радикальная теория больше не существ­ет. Большая часть из того, что считалось социалистическим и комму­нистическим, сейчас работает, и успешно, на рыночную экономику. Архаичные лозунги "национализация собственности" и "плановая эко­номика" в наше время поддерживают и укрепляют растущую центра­лизацию и рационализацию корпоративной экономики и государства. Почти благоговейное отношение Маркса к технологическому прогрес­су теперь стало помогать наиболее вредным целям технократической идеологии и бюрократии. Даже стратегия ортодоксального радика­лизма с его видением пролетариата классом-гегемоном ныне не рабо­тает из-за замены индустриальных рабочих автоматикой. Больше нет больших движений под красным флагом - остались только призрачные бунтовщики, гибнущие в бесполезных бунтах, и их лидеры, ведущие их стройными рядами в политический архив.

К тому же, инвайронментализм стал чем-то вроде бальзама для совести хищных индустриальных магнатов, которые жалко заиг­рывают с инвайронменталистскими лоббистами, адвокатами, а также властями. Для этой публики природа - по существу лишь источник природных ресурсов. Эти заигрывания затеяны для успокоения совести идеей "меньшего зла", а не идеей "большего добра". (Уничтоженный лес они выдают за небольшую рощицу, а осушение болот - за рекультивацию маленького заповедника.)

В наше время ухудшение окружающей среды происходит ката­строфическими темпами. Основные жизненно важные составляющие окружающей среды, такие, как соотношение газов в атмосфере, разру­шаются, увеличивается отношение углерода к кислороду. Эколо­гически незащищенные джунгли, которые существовали на земле 60 миллионов лет или больше и чью роль в образовании чистого воздуха, которым мы дышим, невозможно переоценить, безрассудно уничтожаются. Химические вещества утончают озоновый слой, кото­рый защищает все живое от ультрафиолетового излучения солнца. Это только основные удары, нанесенные планете. Этот список не включает в себя ежедневную дозу химических веществ, кислотных дождей, ядо­витых пищевых и сельскохозяйственных добавок, которые, вероятно, изменяют весь спектр несчастий, которые обрушиваются на природу и человечество.

Контроль за этими, возможно гибельными, нарушениями эколо­гического баланса фактически прекратился еще до "компромиссов" и возможных решений, предложенных либеральными инвайронмента-листами. Я считаю, что эти либеральные действия или предложения столь малоэффективны из-за того, что они принимают современное социальное устройство как данное, как воду, которую мы пьем, и воз­дух, которым мы дышим. Все эти "компромиссы" и возможные реше­ния опираются на то, что современное рыночное общество, частное владение собственностью и бюрократическое национальное государ­ство не могут быть изменены. Таким образом, преобладающий соци­альный порядок определяет условия любого "компромисса" или "возможного решения", так же как правила шахмат и порядок распо­ложения полей на доске определяют действия игроков (а не, скажем, понятия морали).

"Играть по правилам" современной игры значит согласиться с тем, что природный мир (и угнетаемые люди) теряют что-нибудь по­немногу, пока потерянным не оказывается все. Пока инвайронментализм ограничен социальным статус кво, право собственности будет всегда выше общественных прав, а сильный всегда будет подавлять слабого. В лесу, в болотах или на хорошей сельскохозяйственной почве "осваиватель", владеющий этими "ресурсами", обычно определяет условия любой сделки, и все празднуют победу богатства над эколо­гическими соображениями.

Наконец, либеральный инвайронментализм страдает от упорного отказа признать, что капиталистическое общество, основывающееся на соревновании и саморегулировании, в конце концов уничтожит при­родный мир, так же как запущенная раковая опухоль убивает больно­го.

Личные намерения, хорошие или плохие, не имеют ничего об­щего с этим неумолимым процессом. Экономика, основанная на прин­ципе "Рост или смерть", обязательно противопоставляет себя природ­ному миру и оставляет за собой экологическую пустыню. Я вряд ли также должен добавлять, что ориентированная на рост бюрокра­тическая и сильно иерархизированная социалистическая система не яв­ляется альтернативой либерализму. Тоталитарные страны также ви­новны в разграблении земли. Наиболее существенная разница между ними и их западными противниками в том, что плановая экономика систематизирует их усилия. И к тому же любую оппозицию - либераль­ную или радикальную - гораздо легче заставить молчать с помощью институтов полицейского государства.

Окружаемые бесчувственным мизантропическим "экологизмом" и слабым либеральным инвайронментализмом, мы должны найти ка­кую-то альтернативу. Является ли единственным противовесом либе­ральному инвайронментализму и его провалам " глубинная экология", которая мистически преклоняется перед "дикой" природой и дикой жизнью? Неужели мы обречены на выбор между лоббированием, "компромиссами" и "биоцентристским менталитетом", который пыта­ется представить человечество как "еще один род животных", а человеческий мозг - как "нарост" на "теле" природы? Можно ли что-либо противопоставить технологическому прогрессу, кроме ведения хозяйства, основанного на охоте и собирательстве, где обработанные кремниевые топоры будут нашими основными орудиями в общении с природой? Чем можно ответить на логику современной науки и техни­ки, кроме как иррационализмом, мистицизмом и религиозностью?

Признаюсь, что я упростил альтернативы. Но я это сделал для того, чтобы раскрыть их логику и смысл. С одной стороны, я не отри­цаю, что даже либеральный инвайронментализм и инстинктивный сен­суализм играют свою роль в противостоянии мощной технологии, служащей бездумному росту, накопительству и потребительству. Борь­ба против постройки нового ядерного реактора, нового шоссе, угро­жающего испортить городской пейзаж - это все, хоть и ограниченные, но важные действия, предотвращающие дальнейшее разрушение окру­жающей среды. Земля, дикая природа, живописные природные места, которые не были уничтожены бульдозерами и гонящимися за наживой "хищниками" - очень ценная, с точки зрения природы (а также эсте­тически), территория, которую мы должны охранять как можем и где можем. Не требуется большой мудрости, чтобы понять, что все чудесное и красивое - от дерева, похожего на статую, до зверька в норе, - имеет свое место под солнцем и свою функцию в биосфере.

Однако впихивание этих бесспорных истин в идеологию, где человек является "паразитом" природы или же наоборот - "венцом творения", ведет к весьма печальным последствиям. Обе точки зрения противопоставляют человека природе. Человечество (больше как род, а не как высоко развитые существа, живущие в конфликте между со­бой, как угнетенный и угнетатель) вырвано из жизненной эволюции и рассматривается не как живой объект. Хвалимое или проклинаемое, оно изолируется от живого мира, а затем либо отсылается обратно в первобытный мир далекого прошлого, либо рвется к звездам в скафан­драх и с экзотическим оружием. Ни один из этих образов не отражает того, что люди живут в разных обществах, которые весьма связаны с нашими экологическими проблемами. Как социальные существа, люди развили способ отношений через общественные институты, которые более чем что-либо определяют их взаимоотношения с окружающим миром.

Я смею утверждать, что мы должны уйти от идей о сверхъесте­ственном, взращенных "биоцентризмом", "антигуманизмом", "мальтузианством" и "глубинной экологией", с одной стороны, и верой в рост, соревнование, превосходство человека и общественную власть, с другой. Если мы хотим достичь гармонии в отношениях с природой, мы должны обратить внимание на социальные факторы, которые соз­дали обе эти крайности в их многочисленных формах, и ответить на основные вопросы о человеческом существовании.

Что такое человеческое общество, которое мы собираемся изучить с точки зрения экологии? "Проклятие"? Безусловное благо? Устройство для накопления материальных благ? Или, скажем, продукт естественной эволюции, такой же как культура, который не только удовлетворяет различные человеческие нужды, но и который может сыграть важнейшую роль в эволюции жизни на планете.

Какие факторы создали экологически опасное человеческое об­щество. И какие факторы могут создать экологически полезное человеческое общество?

Является ли развитая технология безусловно опасной для окру­жающей среды, или же ее можно использовать для улучшения биосфе­ры и условий жизни?

Что можем мы узнать из истории такого, что может помочь нам ответить на эти вопросы, кроме штампов, которыми оперируют ми­зантропы и либеральные инвайронменталисты?

Затем, как мы должны решать вопросы? С помощью условной логики? Интуиции? Божественного вдохновения? Или, может быть, с помощью так называемого "диалектического мышления"?

Наконец, последнее по порядку, но не по важности: какую соци­альную реконструкцию должны мы провести для достижения гармо­нии человечества и природы - чтобы быть уверенными, что это обще­ство не развалится и каждый не побежит захватывать собственную вершину в Адирондакских горах? Какими политическими, социальны­ми и экономическими способами должна проводиться эта реконструкция? И какими этическими принципами должны мы руководствоваться при ее проведении?

Это, в общем виде, основные вопросы. Есть и множество других, которые мы должны будем затронуть, прежде чем дискуссия будет за­кончена. Я не иду здесь дальше, так как испытываю глубокое отвраще­ние к длинным спискам идей, плохо продуманных утверждений, текучим диаграммам и штампам, которые ныне очень в моде. Когда тот моло­дой калифорниец швырял слово "люди" мне в лицо, он как будто ста­рался не думать и подавал дурной пример бездумья другим, чьи мозги были причесаны Голивудом, Диснейлендом и ТВ.

Таким образом, больше чем когда-либо нам нужна согласован­ность. Я не имею ввиду какую-нибудь догму. Скорей, это должна быть какая-то четкая структура идей, в которой будет место для философии, антропологии, истории, этики, нового рационализма и утопических размышлений во имя свободы - свободы, позвольте заметить, для при­родного развития так же, как и для человеческого. Эта структура, ко­торую я попытаюсь выстроить в этой книге, должна быть не просто собранием идей, сваленных в кучу.

Незаконченная мысль так же опасна, как завершенная догма. И то и другое ведет к неадекватному восприятию мира и может быть ис­пользовано совершенно не в том смысле, который подразумевался из­начально: примером служат совершенно различные понятия, которые сосуществуют в теории "глубинной экологии".

Эта книга была создана для обсуждения тех вопросов, которые я здесь затронул, в надежде, что мы сможем сформировать четкую структуру, которую я уже упоминал и в которой мы так нуждаемся. Как я уже сказал, идея написать эту книгу возникла случайно, после столкновения, произошедшего в реальной жизни - не в академических размышлениях и не по моему личному капризу.

Если члены экологического движения, в основании которого я принимал участие тридцать лет назад, отправятся жить отшельниками в горах или обратятся к Вашингтону за поддержкой, поражение будет окончательным. Экологическая мысль может в наше время обеспечить синтез наиболее важных идей, появившихся за последние 200 лет. Она способна открыть перспективы для деятельности, которая может пол­ностью изменить вид общества нашего времени. Некоторая воинствен­ность этой книги, которую может почувствовать читатель, объясняется срочностью решения поднимаемых проблем. Мы обязаны во что бы то ни стало не позволить экологической мысли и экологическому движению, которое эта мысль может породить, деградировать и пойти путем традиционного радикализма, блуждать в лабиринтах неумолимой истории.